оранжевые и алые листья, то опускаясь, то вновь вздымаясь ввысь. Интересно, а что будет, если начнется гроза с громом и молнией? И молния ударит в одно из многочисленных скоплений смолы, а потом разгорится пожар? По-видимому, в море не бывает гроз. Какое-то неизвестное мне явление мешает образованию крупного электрического заряда в облаках, равномерно распределяя его и исключая вспышки молнии. К тому же я ни разу не заметил, чтобы небо затянули тучи — ветер нес лишь перистые облака.
Так стоит ли удивляться, что здесь никто не курит? Легко представить себе, что произойдет, если матрос выбросит за борт горящий окурок или вытряхнет табак из трубки. У меня перед глазами возникла картина полыхающего деревянного моря... вот стена огня стремительно приближается к берегу...
Нет, чушь какая-то! Морские путешествия начинаются только после того, как ветер унесет почти всю листву на берег.
—
Какая ужасная мысль!
—
—
—
Я смотрел на Недосягаемого и размышлял, не предложить ли ему в качестве блефа фантазии Лилл: если я не получу образцы листьев, то никто и никогда их вообще не увидит. В общем, гляди в оба.
Пауза затянулась секунды на три, поскольку мы как раз глядели в оба — причем с вершины маяка. Сколько времени потребуется моему телу, чтобы долететь до земли, если его сбросит вниз мускулистый помощник Хранителя? Мысль о собственной скорой гибели помешала мне высказать вслух свои угрозы — вот если бы я сначала задраил люк челнока и обратился к менеджеру космопорта по громкой связи, тогда другое дело. Но тут я вспомнил о мономолекулярных пилах.
Нет, это не мой стиль!
—
—
— Послушайте, господин Недосягаемый, — начал я изобретательно лгать, — в моем мире довольно жесткие законы. Если человек не добивается поставленной цели и огорчает своих спонсоров, он должен покончить с собой вполне определенным способом. — Я говорил так, словно цитировал свод планетарных законов Монтеверте. Едва ли кто-нибудь на Черводреве имеет доступ к гипербиблиотеке, чтобы проверить мои бредни. Я воодушевился еще сильнее: — Институт ксеноботаники потеряет деньги и реноме. И я буду вынужден взрезать себе живот при помощи жесткого листа с планеты Сириан.
На лице Хранителя появилось беспокойство:
— Суровый закон!
— Поскольку у меня есть некоторые оправдания, мне разрешат применить местную анестезию.
— Все равно жестоко. Как может институт терять ученых?
— Вы слышали про П-или-П?
— П — значит предложение? Или это какие-то символы?
—
— Нет. Публикация или Погибель. Это закон для ученых, доведенный до абсурда на Мондеверте. Многие стремятся заполучить хорошую должность, но число вакансий весьма ограничено. Институт неукоснительно следует принципам Дарвина в распределении выгодных постов. Так что меня ждет смерть.
— А как насчет побега? — предложил он.
— Я не смогу перенести бесчестья! Стать отверженным ученым — никогда!
Недосягаемый помрачнел еще сильнее. Я почувствовал удовлетворение — идея сработала.
—
Вот уж нет, дорогая, плоды принесла моя собственная изобретательность.
— Дайте подумать, — Хранитель Света прикрыл синие глаза.
Он несколько раз потыкал пальцем в разные стороны. А потом принялся напевать и медленно поворачиваться, не двигаясь с места — видимо, его собственный вариант воплей и вращений. Хотя здесь были перила, головокружение на такой высоте — штука опасная. Хранитель наконец остановился и обратил лицо в сторону моря, а потом открыл глаза.
— Двести лет назад, — сообщил он, — один корабль выходил в море до того, как ветер переносил на берег всю листву, а морские черви еще продолжали спариваться. Такой корабль назывался резчиком, потому что он прокладывал себе путь сквозь оставшиеся листья. На остром бушприте корабля собирались отважные добровольцы, которые рассчитывали поразить поднявшегося на дыбы червя, чтобы доказать свое мастерство и подарить удачу предстоящей навигации. Когда через два или три дня резчик возвращался в Райскую бухту, здесь зажигали ядерный факел. Поразить червя было очень непросто, и горе кораблю, если подруга поверженного пыталась отомстить. После того, как погиб резчик по имени «Шип» (а с ним почти вся команда), мы сказали этой традиции — нет, нет и еще раз нет. Возможно, мы стали слишком слабыми и самодовольными. Я полагаю, что ваше появление и просьба о помощи есть знак судьбы: пора возродить прежний обычай и отправить резчик в море.
Замечательно! Впрочем, кто знает... Мне предстоит отправиться в плавание на корабле, который попытается загарпунить огромного червя — а у него еще есть подруга! Тем не менее я быстро ответил:
— Полагаю, я могу стать добровольцем. Мне знаком китобойный промысел. — Честно говоря, гораздо лучше мне были знакомы петушиные бои.
— Китобойный промысел?
— Киты — это такие огромные морские существа на старой Земле, где моря заполняет вода.
— Хм-м-м, — сказал Хранитель.
Он ведь должен знать, что на большинстве других планет моря состоят из воды? Или он прикидывает, сойду ли я за добровольца?
— Я с радостью оплачу слитками стоимость экспедиции — продукты, жалованье морякам, все, что потребуется, — если мне позволят собирать листья.
Недосягаемый кивнул.
— А добровольцев будет достаточно?
— О, не беспокойтесь.
—
—
Когда я переступил порог «Дома у моря», Ма Хозяйка и Булочка обслуживали многочисленных любителей пива. Наступила тишина. Все головы повернулись в мою сторону. Очевидно, моя миссия вызывала у местных жителей огромный интерес.
— Ну, Пламенный Лис, — очень громко спросила Ма Хозяйка, хотя в таверне стояла гробовая тишина, — что сказал Хранитель?
Я поведал ей и всем присутствующим о своем разговоре с Хранителем.
— Недосягаемый решил восстановить Обычай Резчика. Один корабль выйдет в море раньше остальных, чтобы попытаться поразить червя. Ранняя пташка червяка ловит, а я смогу собрать листья.
— А что такое пташка? — спросил один из посетителей.
Оставив деревянные чашки с пивом, мужчины начали покидать таверну, и я сообразил: они спешат на Маяк, чтобы записаться добровольцами. Булочка выскочила из-за стойки.
— Кораблю необходим кок! А за тобой, — бросила она мне на ходу, — нужно присматривать!