— Да? Тогда зачем мы это делаем? Почему бы нам не… отказаться?
Он действительно не знает.
— Мы пытались, — говорю я.
— И что же?..
— Но твой шимп отключил систему жизнеобеспечения.
Надо же: сейчас ему нечего ответить.
— Это машина, Дикс. Неужели ты не способен это понять? Он запрограммирован. Он не может измениться.
— Мы тоже машины. Только сделаны из других материалов. Мы запрограммированы. Но мы меняемся.
— Неужели? Когда я в последний раз проверяла, ты настолько присосался к титьке этой обезьяны, что не мог даже отключить свой мозговой линк.
— Но так я учусь! И у меня нет причины это менять.
— А как насчет того, чтобы вести себя как человек, хотя бы изредка? Достигнуть хотя бы небольшого взаимопонимания с людьми, которые могут спасти твою жалкую жизнь, когда ты в следующий раз выйдешь из корабля? Это для тебя достаточная причина? Ведь даже я тебе не доверяю! Я и сейчас точно не знаю, с кем разговариваю.
— Это не моя вина. — Я впервые вижу на его лице нечто иное, чем обычная гамма страха, смущения и бесхитростных расчетов. — Виноваты вы, все вы. Вы говорите криво. Думаете криво. И это больно. — В его лице что-то затвердело. — Вы мне даже не были нужны для дела, — со злостью процедил он. — Я вас не хотел. Мог бы и сам руководить стройкой, сказать шимпу, что могу это сделать…
— Но шимп решил, что тебе все равно следует меня разбудить, а ты всегда ложился под него, не так ли? Потому что шимп всегда знает, что лучше, шимп — твой босс, шимп — твой бог. И поэтому мне приходится вылезать из койки, чтобы нянчиться с гениальным идиотом, который и поздороваться в ответ не сумеет, если ему не показать, как это делается. — Что-то щелкает в глубине моего сознания, но я уже не могу остановиться. — Ты хочешь настоящую ролевую модель? Хочешь образец для уважения? Забудь шимпа. Забудь миссию. Взгляни в носовой телескоп, почему бы тебе не взглянуть? Посмотри на то, что твой драгоценный шимп хочет переехать только потому, что оно оказалось у нас на пути! Это существо лучше нас. Оно умнее, оно миролюбиво, оно не желает нам зла…
— Как ты можешь это знать? Откуда?
— Нет, это ты не можешь этого знать, потому что тебя оболванили! Любой нормальный пещерный человек увидел бы это за секунду.
— Безумие! — шипит в ответ Дикс. — Ты сумасшедшая. Ты плохая.
— Это я плохая?! — Сознание машинально отмечает, что мой голос срывается на истерическую ноту.
— Для миссии.
Дикс поворачивается и уходит.
У меня болят руки. Я смотрю на них с удивлением: кулаки сжаты так, что ногти впились в ладони. Требуется усилие, чтобы разжать пальцы.
Я почти вспомнила эти чувства. Я испытывала их все время. Давно, когда все имело значение. До того как страсть угасла до ритуала, а ярость не остыла до презрения. До того как Санди Азмандин, воин вечности, накинулась с оскорблениями на оболваненных детей.
Мы тогда были горячие и пылкие. Некоторые части корабля все еще опалены и необитаемы, даже сейчас. Я помню это чувство.
Так себя чувствуешь, когда не спишь.
Я не сплю, я одинока, и меня тошнит от того, что меня окружают идиоты. Есть правила, и есть риски, и мертвецов не оживляют по чьей-то прихоти, но в гробу я видела эти правила. Я вызываю подкрепление.
У Дикса должны быть и другие родители, как минимум отец — ведь свою игрек-хромосому от получил не от меня. Я подавляю волнение и проверяю судовой манифест, вывожу базу генных последовательностей и запускаю поиск перекрестных ссылок.
Ха! Еще только один родитель — Кай. Хотела бы я знать: это лишь совпадение или шимп сделал чересчур много выводов из нашего краткого, но страстного «фестиваля» в окрестностях созвездия Лебедя? Неважно. Дикс такой же твой, как и мой, Кай, и пора выйти на сцену.
О, черт! Нет, только не это!
Есть правила. И есть риски.
Три стройки назад, как тут написано. Кай и Конни. И он, и она. Один шлюз заклинило, до второго слишком долгий путь вдоль корпуса корабля, а на полпути — аварийное укрытие. Они сумели в нем спрятаться, но не раньше, чем жесткая фоновая радиация начала жарить их прямо в скафандрах. Они дышали еще несколько часов — разговаривали, двигались и плакали, как будто были все еще живы, — а в это время их внутренности разваливались и истекали кровью.
В ту смену не спали еще двое, которым пришлось все это убирать. Ишмаэль и…
— Э-э… ты сказала…
— Мерзавец! — Я вскакиваю и сильно бью сына в лицо; за этой яростью стоит десятисекундное отчаяние с десятью миллионами лет отрицания. Он падает на спину, глаза распахнуты, как телескопы, на губах выступает кровь.
— Ты же сказала, что я могу к тебе прийти!.. — верещит он, отползая.
— Он же был твоим отцом, черт побери! Ты знал, ты был там! Он умер почти у тебя на глазах, а ты мне даже не сказал!
— Я…я…
— Почему ты не сказал, сволочь? Шимп велел тебе солгать, да?
— Я думал, ты знаешь! — кричит он. — Кто тебе мешал это узнать?
Моя ярость улетает, как воздух через пробоину. Обессиленная, я тяжело сажусь, утыкаюсь лицом в ладони.
— Это записано в бортовом журнале, — хнычет он. — Никто не скрывал. Как ты могла не знать?
— Могла, — угрюмо признаю я.
Я имела в виду, что не знала, но это вообще-то неудивительно. Через какое-то время в журнал перестаешь заглядывать. Есть правила.
— Никогда даже не спрашивала, — негромко добавляет сын. — Ну, как у них дела…
Я поднимаю на него взгляд. Дикс смотрит на меня безумными глазами с другого конца комнаты, прижавшись спиной к стене. Он так напуган, что не решается броситься мимо меня к двери.
— Что ты здесь делаешь? — устало спрашиваю я.
У него перехватывает горло, и со второй попытки он отвечает:
— Ты сказала, что я могу вернуться. Если сожгу свой линк…
— Ты сжег свой линк?
Он сглатывает и кивает. Вытирает кровь с губ.
— А что об этом сказал шимп?
— Он сказал… оно сказало, что не возражает, — Дикс делает столь откровенную попытку подлизаться, что в тот момент я даже верю, будто он действительно не связан с шимпом.
— Значит, ты спросил разрешения? — Он послушно кивает, но я вижу правду на его лице. — Не ври, Дикс.
— Он… правда это предложил.
— Понятно.
— Чтобы мы могли поговорить.
— И о чем ты хочешь поговорить?
Он смотрит в пол и пожимает плечами.
Я встаю и подхожу к нему. Он напрягается, но я качаю головой, развожу руки.
— Все хорошо. Не бойся.
