лихорадка.
— Роуленд, — подавшись вперед, тихо, почти шепотом, но очень твердо проговорил Хэнни, — если бы ты ел меньше мышьяка, у тебя не тряслись бы руки. Если бы ты был чуть побелее, то сошел бы за снежного человека, а чуточку более сумасшедшим — то мог бы стать архиепископом кентерберийским. Мой тебе совет — женись, пока ты еще не свихнулся и не стал лазать по занавескам. Все начинается с ответственности: сумасшедших в палату лордов не принимают. Вот попадешь туда, тогда можешь свихиваться.
— Разрешите? — Леверетт перехватил ружье из рук Роуленда.
— Не хочется, но надо идти, — проговорил Блэар.
Он забросил рюкзак за плечо и двинулся назад по той же дорожке, по которой пришел. Он отошел на сотню ярдов, когда услышал, что прямо по траве кто-то с трудом догоняет его. Блэар обернулся и оказался лицом к лицу с Хэнни.
— Ваша Светлость?
— Спасибо, Блэар. Не часто бывает, что вы делаете какой-то добрый жест в мою сторону. Я имею в виду письмо.
— Да?
Хэнни держал письмо в руке. Он развернул страницу и пробежал взглядом по строкам.
— Хорошо сделано. Со всеми типичными для Мэйпоула вывертами и завитушками. Вопрос только, верю ли я этому письму.
— Верите?
— Ни секунды.
Блэар не ответил. Хэнни заморгал. На глаза его навернулись слезы. Пальто развевалось по ветру, как отвязавшийся парус.
— Не буквально, — добавил епископ.
— Что вы имеете в виду?
— Не буквально каждому слову. Меня иногда спрашивают, верю ли я Книге Бытия. В то, что земля и небо сотворены за шесть дней. Что Ева сделана из ребра Адамова. Верю, но не буквально. То и другое не факт, а откровение. Самое большее, что мы можем сделать, — это попытаться понять его.
— И вы понимаете?
— Да. — Хэнни сложил письмо и аккуратно вложил его в нагрудный карман.
Пройдя еще немного вниз по дорожке, Блэар оглянулся. Хэнни присоединился к сидящим на ковре, и пикник продолжался, слов говоривших на таком расстоянии уже не было слышно. Вся сцена снова приобрела расслабленный вид английского семейства, удобно устроившегося между английскими холмами и английскими облаками, на фоне жидкого, как вода, английского неба.
Снизу, от подножия холма, Блэар оглянулся еще раз и сидевшие наверху показались ему крошечными, будто в капельке воды.
Глава двадцать девятая
В полдень, когда все вокруг еще покрывал легкий утренний туман, пароход африканской линии «Блэкленд» [69] отошел от Северного причала Ливерпульского порта и с отливной волной направился к выходу из реки Мерси. Тяжело нагруженный и потому низко сидящий в воде, он проталкивался через скопище угольных барж и небольших двухмачтовых парусников. Путь его лежал вначале на север, потом, с поворотом реки, — на запад и, наконец, на юг, в открытое море.
«Блэкленд» представлял собой отважный ковчег цивилизации, набитый под завязку тканями из Манчестера, пуговицами из Бирмингема, библиями из Эдинбурга, кастрюлями, сковородками, пилами и гвоздями из Шеффилда. Лондон представляли на нем журнал «Панч», газета «Таймс», циркуляры министерства по делам колоний, содержавшие королевские указы, правительственные постановления, таможенные распоряжения и льготы; а также мешки хоть как-то скрашивающих службу за границей частных писем. В деревянных ящиках, обложенные мягкой древесной стружкой, плыли коньяк, шерри и предназначенный для обменной торговли джин, а также хинин, опий и лимонная кислота. Из трюма поднимался аромат пальмового масла, которое доставлял пароход обратными рейсами.
Капитану полагалась премия за экономию топлива, поэтому «Блэкленд» делал в лучшем случае восемь узлов, а поскольку он боролся со встречными течениями Северной Атлантики, то, казалось, пароход вообще стоит на месте. Но в Бискайском заливе выходящее на поверхность Канарское течение должно было подхватить его и понести его по направлению к Африке. По пути судну предстояло зайти на Мадейру, осторожно обойти по большой дуге эмираты западной Сахары — европейцы на протяжении многих веков верили, что в этом месте кончается земля и море кипит, — а дальше, влекомому теплым экваториальным течением, сделать серию заходов в африканские порты.
В четыре часа дня пассажиры собрались в кают-компании первого класса на обед, в семь часов на чай, и в первый вечер путешествия допоздна оставались на палубе, прежде чем разойтись по своим тесным каютам. Извергающаяся из трубы угольная сажа сделала судно похожим на движущийся по ночному океану паровоз.
Однако перед трубой, вперед по ходу судна, вместо рельс лежали сонмы созвездий, ярких, как только что разожженные огни. Особое внимание пассажиров приковывали к себе знакомые звезды: им вскоре предстояло уступить место созвездию Южного Креста.
Наконец пассажиры устали и, поодиночке и группами, сошли вниз. Среди них были миссионеры- веслианцы, уже приступившие к молитвам о душах зулусов. Врач, сам не совсем здоровый человек, отправленный на борьбу с эпидемией оспы в Гран-Бассаме. Коммивояжеры, большие специалисты по оловянной посуде, лекарствам, пороху и мылу. Лейтенант, направлявшийся в Сьерра-Леоне обучать жителей Ямайки, отобранных для службы в Африке. Консул, плывший в Аксим к месту своего нового назначения. Креолы в сюртуках и касторовых шляпах.
Дольше всех оставались на палубе направлявшиеся на Золотой Берег горный инженер по фамилии Блэар и его жена, которую он называл то Шарлоттой, то Розой.
Примечания
1
То есть «рай». — Здесь и далее прим. пер.
2
Жесткая мужская шляпа с узкими полями и закругленным наподобие полусферы верхом.
3
Высокие резиновые сапоги.
4
Презрительное прозвище, которое давали белые колонисты всем темнокожим.
5
Веслеянец — последователь Джона Весли (1703 — 1791), одного из крупнейших английских священнослужителей и богословов. Основал одно из наиболее ранних и существующее поныне направление в методизме, делающее упор на осознанность личной веры и необходимость ежедневно делать хоть малый шаг к самосовершенствованию.
6
На английских железных дорогах каждое вагонное купе имеет свой вход прямо с платформы.
7
Презрительное прозвище католиков.
8
Существование Лунных гор ошибочно предполагалось в истоках Нила.
9
То есть тюрьму.
10
Maypole, дословно «майское дерево». В описываемое время столб, который вкапывали, украшали цветами и лентами и водили вокруг него хороводы на деревенских праздниках весны, проходивших обычно 1 мая. Его далеким предтечей был, по всей вероятности, «майский столб» — культовый символ плодородия в
