напиться. Я привез крепкий портер. Шахтеры накачивают им детей, когда у тех бывает кашель или простуда. Знаете, швы наложены так хорошо, что мне даже жаль их снимать.
— Леверетт, по-моему, это неподходящая тема для юмора.
— Вам не кажется иронией, что, родившись в Уигане, вы вернулись сюда только для того, чтобы оказаться избитым почти до смерти?
— Самоочевидное не может быть иронией.
— Что же это тогда?
— Подобная глупость? Рука Господня.
Леверетт вынул одну из нитей:
— Епископ спрашивал о вас. Его интересует, когда вы хотели бы уехать. Он предлагает вам прежнюю вашу должность топографа и горного инженера на Золотом Береге. При этом от вас не потребуют становиться участником британской экспедиции в Восточной Африке или иметь какие-либо контакты с министерством по делам колоний. Для вас это просто триумф!
— А Шарлотта обо мне спрашивает?
— Требует отчета о вашем здоровье каждый раз, когда я ее вижу. Так когда вы хотите уехать?
— Когда все завершится[65].
Вершина террикона казалась белой от покрывавших ее берез. В отличие от других, это дерево способно переносить жар, выделяемый остающимся в отвалах углем. Причем не только переносить, но при этом еще и прекрасно себя чувствовать, о чем свидетельствовали зеленые листья, густо покрывавшие изящные ветви.
Блэар дождался сумерек, самого подходящего времени для проведения реконструкции событий. Полоску оторванной от простыни материи он привязал к сучку одного из деревьев, отмерил шагами тридцать футов и завязал такой же узелок на другой березе, потом отмерил еще пятьдесят футов и оставил такую же пометку на третьем дереве. Первая полоска обозначала ламповую, перед которой в утренней мгле стояла очередь шахтеров. Смоллбоун находился внутри ламповой, расписываясь за себя и за «Джейксона», оставшегося ждать снаружи.
Вторая метка обозначала машинное отделение подъемника клети, где Харви Твисс в одиночестве подмазывал размеренно двигавшиеся десятифутовые рычаги паровой машины.
Третья полоска обозначала копер и шахтный ствол с клетью, в которую Смоллбоун и «Джейксон» вошли последними, встав лицами к стенке ствола.
Блэар походил между метками, приближаясь то к одной, то к другой из них с разных сторон. Быстро темнело, и одновременно задул, усиливаясь, ветер. Полоски материи затрепетали, и Блэару показалось, что под ним заходила ходуном земля. Черный дым вырвался из ствола вентиляционной печи и, судя по силе взрыва, из шахтного ствола. Кочегары под землей старались изо всех сил, побрасывая уголь в пламя печи, засасывавшей в шахту воздух. Появились отправленные Бэтти посыльные.
Стоя в темноте между терриконами, Блэар начинал представлять себе, как разворачивались события в день катастрофы. Спортсмен, каким был Харви Твисс, мог пустить в лебедочную лишь такого непререкаемого для него авторитета, как чемпион Билл Джейксон. Что эти двое сказали друг другу, почувствовав взрыв? Билл через заполнивший шахтный двор дым рванулся к клети, и это доказывало, что он боялся быть обнаруженным так далеко от забоя, в котором предположительно должен был находиться.
Твисс, несомненно, переживал за своего сына. Но ему хватило бы дисциплины оставаться у лебедки, на своем рабочем месте, если бы Билл не помчался к клети: не последовать такому примеру, едва только клеть снова возвратилась на поверхность, Твисс не смог.
Но лампы, что же происходило с лампами? Твиссу пришлось схватить лампу первого же из погибших, чьи тела лежали на главной дороге. Биллу Джейксону не требовалось этого делать: у него в руках уже была лампа, купленная Мэйпоулом! Вот уж воистину переход в другой мир «за цену кирки и лампы», как отметил в дневнике Мэйпоул, описывая свои тренировки в штольне. Те безопасные лампы, что продавались в хозяйственном магазине, ничем не отличались от применявшихся в шахте Хэнни, разве что номерами, выцарапанными на нижней части последних. Теперь, когда ответ был найден, Блэар понял, что Джейксон не мог не иметь с собой такой лампы: он ведь сознавал, что в случае возникновения каких-либо осложнений не сможет обратиться к тому, кто их выдавал на шахте.
Со Смоллбоуном все было проще. Бэтти упоминал, что подрывник имел привычку пристраиваться где- нибудь в боковых штольнях всякий раз, когда появлялась возможность увильнуть от работы. Поскольку из- за присутствия газа смотритель работ запретил в то утро проведение взрывов, у Смоллбоуна появилась столь необходимая ему уважительная причина покинуть забой, позволившая ему уцелеть и встретиться со спешившим на рабочее место Биллом. «Что заставило Смоллбоуна присоединиться к Биллу?» — спросил себя Блэар. Во-вторых, Смоллбоун последовал бы за Джейксоном хоть на луну; кроме того, они все-таки шахтеры, и не трусы. Возможно также, что они хотели оказаться первыми на месте происшествия еще и по другим причинам.
Но зачем им все это понадобилось? Начать хотя бы с того, почему вообще Билл согласился на маскарад с переодеванием Мэйпоула? Денег у викария не было. Билл, со своей стороны, не отличался набожностью. Тогда, очевидно, остаются только личные причины. Но какие именно? Загадка, особенно если учесть, что Билла не интересовал никто, кроме Розы.
Большую часть территории имения занимали давние уже насаждения бука, покрытого сажей и изумрудным лишайником. Рано поутру Блэар, следуя указаниям компаса, прошел с полмили в сторону конюшен, свернул на проселочную дорогу, что вела к кромке обрыва каменоломни, спрятался под прикрытием зарослей боярышника и принялся наблюдать за коттеджем Шарлотты Хэнни.
Лучи солнца упали на красную черепицу крыши и неспешно заскользили вниз, на белую верхнюю часть фасада дома. Из трубы заструился дымок. С поверхности пруда на дне каменоломни поднялись на радужных крыльях стрекозы, по проселочной дороге медленно поползли за сеном пустые возы. Обгоняя их, прокатил в сторону города Леверетт. Навстречу ему проехал фургон развозчика льда. К девяти утра лучи солнца спустились уже до первого этажа дома и переметнулись на садовые клумбы. На запряженной пони таратайке приехал мальчик; он открыл расположенную рядом с коттеджем конюшню и вывел на разминку длинноногого гнедого жеребца. Пожилой садовник — Блэар видел его возле «Дома для женщин» — подвез полную тележку компоста к теплице, расположенной в боковой части сада.
После обеда вернулся мальчик и завел жеребца в стойло. Над каменоломней нависала ольха; прилетел зимородок, уселся на ветке и нагнулся, всматриваясь сверху в воду. К трем часам дня на сад легла тень, закрывшая фасад дома. Возы, полные сена, проползли по дороге назад, еще медленнее, чем утром. Их напоминающие большие блюдца колеса загребали, отчего возы переваливались со стороны на сторону. Снова показался Леверетт и проехал мимо, бросив взгляд на темные окна коттеджа. С наступлением темноты появилась мошка, а вслед за ней к пруду в карьере налетели летучие мыши.
Шарлотта так и не появилась. Один или два раза Блэар видел в окнах дома огонек свечи, но тот мелькнул и пропал так быстро, что Блэар даже не был уверен, не померещилось ли ему все это. Однако дым над трубой свидетельствовал, что в доме кто-то есть. Блэар продолжал наблюдение до поздней ночи и только тогда вернулся в свое убогое жилище.
На следующий день он повторил наблюдение. Повторилось и почти все то, что он видел накануне. По дороге проехал паровой трактор, таща за собой поднятый плуг. Мальчик вывел на длинном поводе жеребца, привязал его, а сам занялся чисткой конюшни. Вернулся зимородок и снова, как накануне, уставился на поверхность воды. Новым оказалось то, что подъехал на своем возке булочник и оставил на ступеньках парадного входа дома корзинку.
В полдень корзинка все еще оставалась на крыльце. Заметно подросшие нарциссы в саду кивали посветлевшими головками. Белые бутоны на кустах боярышника с каждым часом раскрывались все сильнее. Лошадь стояла неподвижно, как статуя.
Вдруг лошадь повернула голову. Дверь дома открылась, и на крыльцо выпорхнула женщина, чтобы забрать оставленную булочником корзинку. Она, однако, не могла не поддаться искушению постоять минуту-другую на свежем воздухе, тряхнуть под солнцем рыжими волосами; но Блэару и этих мгновений хватило, чтобы узнать девушку, которую он видел в этом доме неделей раньше. На ней снова было шелковое платье, и ей снова не терпелось доставить себе маленькое удовольствие. Из трубы над кухней
