арбузными полушариями. А как определить, хороша ли у дамы ножка и аккуратна ли попка, коли все сии прелести сокрыты под юбками, платьями и блузами? Мужчинам опытным узнать это нетрудно, и основные тому показатели есть два: узкие щиколотки и маленькие ступни. Ежели у дамы именно так, то и другие прелести, считай, на уровне. Ежели же ступни велики — и нога полна, и попка, прошу прощения, вовсе и не попка, а зад, а щиколотки широкие да толстые, так и вовсе — беда…
Вронский, конечно, все подобные науки знал и разбирался не только в теории, но и на практике, ибо
Таковой оказалась и Настя. Все его обхаживания не давали никаких особых результатов, кроме того, что она стала привечать его немногим более других. Его подарки принимались, улыбки ему дарились, но не было даже намека на скорую близость. Вронский часами выстаивал возле театра в своей карете с гербами только лишь для того, чтобы раз, другой довезти Настю до ее дома, который теперь находился близ Патриарших прудов на тишайшей Спиридоновке.
Однажды, выйдя из театра на служебное крыльцо и спускаясь с покатых ступенек, Настя поскользнулась. Она бы и упала, не поддержи ее сильные мужские руки.
Чьи бы вы думали?
Конечно, Константина Львовича, который оказался тут как тут.
— Позвольте, я вас подвезу, — предложил Константин Львович и демонстративно предложил Анастасии свою руку крендельком. — Вы такая хрупкая, что ежели, не дай Бог, упадете, то обязательно что-нибудь повредите себе и не сможете какое-то время играть. Это совершенно недопустимо, потому как тем самым вы лишите публику удовольствия лицезреть вас на сцене, что станет нестерпимым ударом для всех ваших поклонников, и особенно для меня.
Он говорил витиевато, галантно, наклонившись и смотрел, смотрел в глаза, а звук его голоса завораживал так же, как и его взгляд. Конечно, он знал об этом, это был один из его излюбленных приемов, проверенных и действенных, но на Настю это влияло не в той мере, в какой он ожидал. Она огляделась по сторонам, увидела, что на них смотрят, и взяла Вронского под руку, пожалуй, не потому, что была заворожена и парализована его речами, а скорее, чтобы не показать со своей стороны явную бестактность и невоспитанность. Оттолкни она Вронского, это все заметят, и поползут всякие досужие домыслы и слухи, коих и так ходит предостаточно об актрисах. А разве поклонники никогда не подвозили ее до дому? Разве это было не в порядке вещей? И тот же Вронский первым не распахивал перед ней дверцы своей кареты с гербами, как сделал это сейчас?
— Видите? — указал он на родовой герб, где на голубом фоне летел белый олень, пронзенный черной стрелой. — Олень, это я, а стрела, что пронзает меня, это стрела Амура, попавшая прямо в сердце.
Он снова взял ее под локоток, помогая ступить на подножку кареты, подождал, покуда она усядется, и сел сам, но не напротив, а рядом. Карета тронулась, и кованые серебром колеса дробно застучали по мощеной мостовой Арбатской площади.
— Как вам новая квартира? — спросил Вронский, не сводя томного взгляда с Насти. — Нравится?
— Да, — просто ответила она.
— Верно, теперь вашим поклонникам сложнее будет одаривать вас своим вниманием?
— Да, — снова ответила Анастасия.
— А я знаю, как их всех отвадить, — заявил Константин Львович и придвинулся ближе. — Надо просто выбрать из их сонма одного, самого преданного, любящего вас всем сердцем и душой, и тогда остальные опечалятся, потеряют надежду и совершенно перестанут беспокоить вас.
— Такого еще надобно найти, — ответила Настя, чтобы хоть что-нибудь ответить.
— В этом нет никакой необходимости, — еще ближе пододвинулся к ней Вронский. — Такой поклонник в данный момент сидит рядом с вами.
Настя повернула голову и посмотрела прямо в глаза записному красавцу.
— Да, да, — мягко улыбнулся Вронский. — Этот поклонник прямо перед вами. Неужели, — он подпустил в голос малую толику обиды, — вы еще сомневаетесь в этом?
Настя промолчала. Константин Львович, как бы ненароком коснувшись ее колен, взял ее руку в свои ладони.
— Ну, когда же вы наконец поверите мне, что я без ума от вас?
Настя молча высвободила свою руку и отвернулась к окошку.
— Кстати, вы не читали сегодняшние «Ведомости»? — как ни в чем не бывало спросил красавец. — В них некто, пожелавший остаться инкогнито и подписавшийся псевдонимом «Поклонник», поместил статью про ваши замечательные успехи на сцене. А закончил статью стихами. Хотите, я вам их прочитаю?
Настя продолжала смотреть в окно.
— Ну, Анастасия Павловна, — тронул ее за плечо Вронский. — Неужели вы не хотите послушать посвященные вам стихи?
Сказано это было таким тоном разобиженного ребенка, что Настя фыркнула и со смешком обернулась:
— Ладно, читайте.
Вронский, ободренный ее улыбкой, продекламировал:
Он закончил и выжидающе посмотрел на Настю.
— Вам понравилось?
— Понравилось, — ответила она и не удержалась, чтобы не спросить: — А кто скрывается под этим псевдонимом — «Поклонник»?
— Я! — торжественно произнес Вронский.
— Вы? — искренне удивилась Настя.
— А что? — похоже, немного обиделся Константин Львович. — Вы отказываете мне в таланте сочинения стихов?
— Да нет, отчего же, — не очень решительно ответила Настя.
— А я еще играю в домашних спектаклях, — снова беря ее за руку, поведал ей Вронский. — И вообще, перед вами очень чувственная и романтическая натура с весьма тонкой душевной организацией, и поверьте…
Вронский вдруг быстро потянулся и поцеловал Настю в смуглую щечку.
— Что вы делаете? — с возмущением спросила она, выдернув свою руку и отодвигаясь от Вронского в дальний угол кареты. — Как вам не совестно, сударь?
— А что такое? — вскинул брови Вронский. — Вам не нравится, когда вас целуют?
— Не нравится, — резко ответила Анастасия.
Но Константин Львович уже горел. Нимало не пытаясь охладить свой пыл, он снова пододвинулся к Насте, одной рукой пытаясь овладеть ее ладошкой, а другой обнимая за плечи. Дышал он шумно и прерывисто.
— Прекратите! — вжимаясь в угол, прошептала Настя, и глаза ее выплеснули на Вронского голубое пламя. — Иначе я на ходу выпрыгну из кареты.
Но красавец, похоже, ничего не слышал. Он еще крепче обнял Настю, а другая рука его легла на ее
