площадку, но тщетно: у белого оказалось, к несчастью, маленькое сердце. В общем, я проиграл, и довольно крупно.
— Мои самые глубокие соболезнования, Виктор, в связи с вашим проигрышем.
Алена тут же пожалела, что слова ее прозвучали иронически. Свэ погрустнел и замолчал, уставившись на замысловатый узор на ковре, покрывавшем пол в гостиной.
— Простите, мистер Свэ, — виновато оправдывалась Алена. — Моя ирония, конечно, неуместна. Просто я не предполагала, что ваш проигрыш так велик.
Свэ вскинул глаза. Алена прочла в них мольбу.
— Мистер Свэ, я могу заплатить за уроки вперед, — предложила она. — Сколько вам нужно?
— Нет, нет, миссис Логова! — решительно запротестовал Свэ. — Брать деньги за невыполненную работу не в моих правилах.
— Я хочу помочь вам, мистер Свэ. — Алена говорила с неподдельным сочувствием. — Не отказывайтесь, ведь это помощь друга.
Свэ молчал. Казалось, он внимательно изучал узор на ковре. Наконец, медленно, словно что-то мешало ему, поднял голову.
— Миссис Логова, я вынужден давать уроки не только своего языка, но и уроки русского своим соотечественникам, — Свэ запнулся и, будто собравшись с силами, продолжил: — Среди моих учеников есть способный юноша. Беседы со мной его не удовлетворяют — по-русски он говорит уже лучше меня. Юноше требуется хорошая разговорная практика. Если б вы смогли посодействовать ему в этом! Об успехах ученика узнают многие, у меня станет больше уроков, и я быстро поправлю свои дела.
— Я готова помочь, мистер Свэ. Но как?
Свэ оживился. Тон его стал деловым.
— Вы, разумеется, знаете, что в нашей стране скоро состоятся международные спортивные соревнования молодежи. Ожидается команда и из Советского Союза.
— Да, я слышала об этом.
— Так вот, наш организационный комитет набирает переводчиков. С председателем комитета вы, кажется, знакомы. Стоит вам при случае замолвить ему словечко, и моего ученика наверняка возьмут.
Алена встала, прошлась, задумавшись по гостиной, вернулась, села на стул и решительно сказала:
— Хорошо, я выполню вашу просьбу.
Свэ не скрыл радости. Он прижал руки к груди и произнес торжественно, словно молитву:
— Воистину, не богатство — друг, а друг — богатство…
Алена поняла, что сейчас хлынет поток благодарственных слов, цветистых и витиеватых, как принято здесь выражать признательность, и предостерегающе подняла руку. Свэ оборвал фразу и перевел разговор в русло принятых между ними бесед, в которых он выступал учителем, она ученицей.
— Должен сказать, миссис Логова, вы добились поразительных успехов в языке.
Свэ наклонил голову, как это делал постоянно, когда ждал ответную фразу Алены.
— Способности к языкам проявились у меня рано. — Воцарившаяся атмосфера урока заставила Алену вновь сосредоточиться на грамматических формах. — Кроме английского, знаю французский, а теперь и ваш язык благодаря общению с вами.
— Рад слышать, — почтительно кивнул Свэ. — Изучение по книгам не всегда приносит плоды. Мне вспоминается смешной случай. Я расскажу его, а вы изложите на бумаге мое повествование. Это будет заданием к следующему уроку.
И Свэ не спеша, с расстановкой стал рассказывать о том, как один чудак решил выучить английский. Кто-то посоветовал ему читать как можно больше книг на английском языке. Чудак этот прочел со словарем маленькую книжицу. Понравилась. Сюжет очень занимательный: юноша и девушка полюбили друг друга, но отец девушки не соглашался на их брак. Пришлось бежать, спасаться от погони… В общем, увлекательнейшая книжка. Итак, прошло некоторое время. Чудак разбирал свою библиотеку. Наткнулся на ту же самую книжицу. Перечитал с большим удовольствием. Правда, разговор в ней, оказалось, шел не о приключениях влюбленных, а о событиях в Латинской Америке, о борьбе молодых патриотов за независимость страны. Вскоре чудаку пришлось поехать в Англию, и он прожил там несколько лет. А когда вернулся домой, случайно увидел ту маленькую книжицу. Засмеялся. Вознамерился перечесть и… не смог. Книжка-то была не на английском.
— Да вы не слушаете меня, миссис Логова! — воскликнул Свэ.
Алена вздрогнула. Она действительно не слушала. Свэ догадался об этом по ее неподвижному взгляду — она смотрела на керамического папуаса.
— Вы чем-то опечалены? — участливо допытывался Свэ. — Может быть, это я вас расстроил?
— Скажите, Виктор, ваш ученик достойный человек? Он не подведет меня?
— Клянусь аллахом, не подведет! — Свэ рывком поднялся из кресла и с такой требовательностью в глазах поднял лицо кверху, что впору было ожидать: потолок раздвинется, покажется аллах и утвердительно кивнет Алене.
— Не надо клясться. Я верю вам, мистер Свэ, — сказала Алена.
Приемы в посольстве Советского Союза славились хлебосольством. Многие дипломаты называли приемы у русских «пирожковыми фестивалями» — бывший повар большого московского ресторана жарил вкусные пирожки с капустой и мясом.
Прибывшие гости цепочкой проходили мимо посла и его жены, здоровались с ними и так же цепочкой двигались к столу с напитками, где их ожидали широкие бокалы с коньяком, тонкие рюмки с водкой, высокие стаканы с виски и джином. Здесь цепочка редела. Одни задерживались у стола надолго, другие с бокалом или рюмкой — стаканы брали немногие — направлялись туда, где слышался легкий стук тарелок, за экзотичной русской едой: пирожками, балыком, солеными огурцами. Близкие знакомые сбивались в группки — оттуда доносились веселые возгласы и смех. Гости, впервые видевшие друг друга, церемонно раскланивались и обменивались визитными карточками. В шуме можно было разобрать фразы, как правило, ничего не значащие — деловые и важные разговоры велись здесь тихо и незаметно.
— Рад вам, мистер Бенсон. Как поживаете, что нового?
Толстого мужчину в ярко-синем искрящемся пиджаке не интересовали ни жизнь мистера Бенсона, на которого случайно натолкнулся в толпе, ни его новости. Мелкими глотками прихлебывал он коньяк и не глядел на Бенсона, высматривая кого-то другого среди гостей маленькими, глубоко утонувшими подо лбом глазками.
— Благодарю. Новостей никаких. Впрочем, лучшая новость — отсутствие всяких новостей, — заученно произнес мистер Бенсон. Этот легкомысленно одетый мужчина был ему тоже глубоко безразличен, но дипломатический этикет требовал учтивого ответа и хотя бы минутной беседы. — Говорят, голландский посол уезжает?
— Пять лет в тропиках — достаточный срок. В последнее время он частенько наведывается в ночной клуб.
Логов переходил от одной группы гостей к другой, здоровался с теми, кого знал, участливо справлялся о делах, о здоровье, непринужденно вступал в общий разговор и мягко, не обижая собеседников, прекращал его, чтобы поприветствовать новых гостей.
В одной из групп Логов различил голос своего приятеля Михаила Алексеева, корреспондента ТАСС. Логов любил Алексеева за прямоту, за необыкновенное гостеприимство и доброжелательность к каждому, с кем тот сталкивался. Безапелляционность суждений и оценок не наводила на мысль о чрезмерной самоуверенности — она воспринималась как юношеская искренняя бескомпромиссность, хотя черную шевелюру Алексеева давно уже высветило серебро. Казалось, он не понимал, что такое уныние, — короткие затруднения, возникавшие внезапно, он преодолевал быстро и решительно. Исходившей от него жизнерадостностью нельзя было не заразиться. Вот и сейчас лицо журналиста местной газеты, только что удрученно рассказывавшего Алексееву о чем-то, вдруг разгладилось, и журналист улыбнулся.
Консула Юрия Иванова Логов заметил в обществе владельца крупной торговой компании.
