Розамунда фыркнула:
— Готова дать голову на отсечение, Филиппа ждет ребенка, и моя очаровательная дурочка так поглощена собой и мужем, что ничего вокруг не замечает. Она и не подозревает, что с ней творится! И как теперь быть? Как ты думаешь, граф очень рассердится, узнав о ее побеге? И что скажет, когда приедет сюда?
— Об этом лучше спросить Питера, — заверила Люси. — Я видела от господина одну доброту по отношению к моей госпоже, хотя по временам она жестоко испытывает его терпение.
Розамунда снова рассмеялась.
— Не говори ей о моих подозрениях, Люси, да и никому другому тоже, — обронила она, поднимаясь. — И последи за детишками. Я должна подняться наверх и поговорить со старшенькой.
— Мама! — позвала молодая девушка, входя в зал. Высокая, гибкая, с длинными русыми волосами, она нисколько не походила на сестер. — Мне сказали, что Филиппа вернулась.
— Да, Бесси, так оно и есть. Иди сюда, Люси все тебе расскажет. А мне нужно сейчас же потолковать с твоей сестрой.
Она поспешила выйти, а Элизабет Мередит неторопливо направилась к камину.
— Что ж, она позаботилась приехать заранее, — небрежно бросила девушка. — Каков ее муж, Люси? Красив и галантен? Богат?
— Сколько тебе лет? — спросила Люси вместо ответа.
— В следующий день рождения исполнится тринадцать. Ну же, Люси, говори, я сгораю от любопытства.
— А мне казалось, тебя не интересует придворная жизнь и. заботы знатных леди и джентльменов, — съязвила служанка.
— Я просто не хочу быть одной из них, но узнать побольше не помешает, — пояснила Бесси. — Я не такая, как старшие сестрицы, и не желаю ехать в столицу и пресмыкаться перед сильными мира сего. Просто люблю слушать о них.
Все равно что волшебную сказку.
— Жизнь при дворе вовсе не так уж и легка, могу тебя заверить… — начала Люси.
Розамунда, выйдя из зала, поднялась в спальню Филиппы. Дочь уже искупалась и сейчас вытиралась у камина.
— Я всегда чувствую себя лучше, когда дорожная пыль смыта, — заметила мать. — Где твоя щетка, дорогая? Я сама расчешу тебе волосы.
— Возьми, — согласилась Филиппа, протягивая щетку. — Только позволь сначала надеть чистую камизу.
Она вытащила из стоявшего у изножья кровати сундука шелковую сорочку, натянула и, усевшись рядом с матерью, позволила ей вытирать и расчесывать мокрые волосы.
— А теперь скажи, Филиппа, — тихо попросила мать, работая щеткой, — что тебя беспокоит? И не говори, что все в порядке, иначе ты не помчалась бы во Фрайарсгейт очертя голову только из-за свадьбы Бэнон.
— Что такое любовь? — выпалила Филиппа. — И каким образом можно понять, что влюблена? И почему после стольких месяцев он ничего мне не сказал?!
Она вдруг заплакала и, всхлипнув, пожаловалась:
— О, мама, я не могу ни понять, ни объяснить этого, но знаю, что люблю его! А он меня не любит! Он страстный и нежный, но никогда не говорил о своих чувствах! Как он может сжимать меня в объятиях так неистово и все же не любить?!
— Думаю, что это не так, — спокойно ответила Розамунда. — Что такое любовь, дочь моя? Это самая неуловимая вещь на свете. И тут не помогут никакие разумные объяснения, но ведь ты сердцем ощущаешь, что любишь его, и какие еще нужны доказательства? А что касается твоего мужа… ведь ты сама говоришь, что он добр и нежен. Разве этого мало? Думаю, он любит тебя. Но мужчины всегда неохотно говорят вслух такие слова. И только женщина может подвигнуть их на признание. Но сначала она должна быть твердо уверена, что мужчина отвечает на ее чувства. Поэтому женщина колеблется и не решается, а мужчины ничуть не лучше. Эта загадка стара как мир, дорогая моя.
Когда мы были во Франции, я случайно подслушала заговорщиков, собиравшихся убить нашего короля, и обо всем рассказала Криспину. Сначала он рассердился, но потом я поняла, что гнев был направлен не на меня. Он винил себя в том, что его не было со мной, когда я сбежала от убийц, и запоздало испугался, что мог меня потерять. Розамунда улыбнулась и отложила щетку.
— Да, он любит тебя, — уверенно произнесла она.
— Он должен сказать об этом без моих расспросов, иначе я никогда не буду в этом уверена! — воскликнула Филиппа и, бросившись в объятия матери, снова расплакалась.
Розамунда прижала к себе дочь и осторожно погладила по плечу. Скоро она станет бабушкой. Нет никаких сомнений в том, что Филиппа носит ребенка. Внезапные слезы и постоянные смены настроений — верный признак. Ее элегантная, изысканная Филиппа влюбилась и ждет ребенка.
— Ты голодна? — спросила она дочь. — На ужин у нас кроличье рагу.
— Нет, мама, я совершенно измучена. Хотела побыстрее добраться сюда, найти тебя и теперь чувствую себя лучше, но не держусь на ногах. Очень хочется спать.
— Спи, дорогая, — кивнула Розамунда и, встав, помогла Филиппе лечь в постель и подоткнула со всех сторон одеяло. — Отдыхай и ни о чем не думай. Ты дома, все хорошо, и скоро приедет твой муж. Не беспокойся, все тебя любят.
Два дня спустя во Фрайарсгейт прибыл граф. За лордом Кембриджем послали в Оттерли в день приезда Филиппы. Из Клевенз-Карна прискакал Логан Хепберн: Розамунда решила, что ей понадобится помощь всей семьи, чтобы заставить Филиппу и Криспина лучше понять друг друга. Зять понравился ей с первого взгляда. Очевидно, он идеальная партия для Филиппы. И только ее неразумная дочь может в чем-то сомневаться.
— Откуда ты знал, милый мой старичок? — шепнула она Томасу Болтону.
— Интуиция, — пробормотал тот и, раскинув руки, вышел вперед, чтобы приветствовать графа Уиттона. — Позволь представить тебе твою тещу, госпожу Фрайарсгейта. Кузина, это муж Филиппы.
Граф взял руку Розамунды и с поклоном поцеловал.
— Мадам, счастлив познакомиться.
— Очень рады видеть вас во Фрайарсгейте, милорд, — ответила Розамунда.
— А это муж Розамунды — Логан Хепберн, лэрд Клевенз-Карна, — вкрадчиво продолжал лорд Кембридж.
Мужчины, настороженно оглядев друг друга, обменялись рукопожатием.
— Заходите, прошу вас, — пригласила Розамунда и, взяв Криспина под руку, повела в дом.
— Где моя жена? — спросил он.
— У себя в комнате, — усмехнулась Розамунда. — Пожалуйста, не слишком сердитесь на нее, милорд. Ей неожиданно понадобилось посоветоваться с матерью. С молодыми женами такое бывает. Я послала за ней ее сестру.
— Я вернулся в Брайарвуд всего через два дня после ее отъезда, — пояснил он. — Но перед этим велел ей дождаться меня. И все же она намеренно меня ослушалась.
Розамунда покачала головой:
— Вижу, вы совершенно неопытны в обращении с женщинами, милорд. Запомните: никогда не следует ничего запрещать женщине, ибо в этом случае она все сделает наоборот. И нарушит все запреты, — пояснила она и, тихо рассмеявшись, добавила: — Вы очень любите ее, верно? Садитесь. Сейчас принесут вино.
— Скажите, мадам, как это вам сразу удалось разглядеть то, чего упорно не видит ваша дочь? — с отчаянием проронил он. — Я постоянно спрашиваю себя, способна ли она любить.
— Она безмерно любит вас, — уверила Розамунда, вручая ему кубок сладкого красного вина. — За эти два дня мы с Филиппой разговаривали больше, чем за последние годы.
— Но почему она не откроет мне сердце? — настаивал граф.
— А вы? Почему молчите вы? — с лукавой улыбкой отпарировала Розамунда.
