иммортализм есть проявление отношения к смерти, свойственного постиндустриальному обществу. В аграрном обществе бессмертие понималось как возрождение, следующее после смерти. В индустриальную эпоху бессмертие начинает пониматься технически — как бесконечная замена отдельных органов (протезы, пересадка органов, вживление искусственных приборов для поддержания жизни) для дальнейшего функционирования. Наконец, в постиндустриальной культуре бессмертие уже понимается не в плане сохранения рода, не в плане существования бессмертной души и не в плане совершенствования человеческого организма, но в плане создания искусственных, машинизированных форм бессмертия, синтеза человеческого и технического, с возникновением нового типа человеческого, с вживленными чипами, с помощью которых он может управлять машинами, становясь сам машиной[34].
Аргументы антиимморталистов были бы более убедительными, если бы они в большей степени принимали в расчет тот факт, что ни нынешнее состояние общества, ни нынешнее состояние человеческого тела не воспринимаются как идеал, не нуждающийся в трансформации. Наоборот — с давних времен мировая мысль истолковывает и телесность и социальность как нечто крайне болезненное, даже мучительное и нуждающееся в самых радикальных преобразованиях. Без учета этого тысячелетиями культивируемого настроя на самореформирование все аргументы, подобные вышеприведенным, будут восприниматься скорее как инстинктивная реакция на новшества.
Если мы находимся в контексте культуры, в разных ипостасях исповедующей желательность «преображения плоти», то нужно иметь очень серьезные основания, чтобы установить границы этого преображения.
Во всяком случае, в сциентистской культуре имеется готовность пожертвовать нынешней человеческой телесностью, и эту решимость еще в начале 90-х в одной из своих статей выразил сотрудник Института востоковедения РАН А. П. Назаретян: «Если углубляющееся вмешательство инструментального интеллекта в естественные процессы способно вызволить цивилизацию из-под гнета биологических законов, уже в обозримом будущем ограничивающих ее существование, то жертва качественной определенностью ее нынешнего носителя — чрезвычайно высокая, но не запредельная плата за фактическое бессмертие»[35]. Тем более что сторонники федоровского движения мечтают изменить не просто человеческую природу, а и природу вообще: по словам Светланы Семеновой, нужно преодолеть порядок бытия, «стоящий на рождении, половом расколе, пожирании, вытеснении последующим предыдущего, смене поколений, смерти индивидуума»[36].
Имморталисты настолько «смелы» в этом пункте, что, по мнению некоторых, будущее человечество вообще не будет состоять из отдельных индивидов, а его заменит некий «суперорганизм». Например, специалист по искусственному интеллекту Алесь Мищенков в своих книгах предполагает, что человеческий разум перейдет на другой носитель — это будет некоторая глобальная распределенная система, подключенная ко всему, производящая все и контролирующая все. Владимир Пряхин полагает, что будет открыт особый процесс слияния организмов — в результате новый организм соединит в себе информацию, накопленную двумя предшествовавшими, при этом старые телесные оболочки отбрасываются как обветшавшая одежда, а число живущих не увеличивается, но постоянно сокращается, и в конечном итоге вся информация об окружающем мире окажется сосредоточенной «в одном человекоорганизме»[37]. В этом же ключе размышляет и Владимир Кишинец в своей теории «поствитализма».
Развернутый ответ тем, кто боится утратить человека в его нынешнем виде, написан саратовским философом Владимиром Антоновым. По его мнению, современные гуманисты, пытаясь сохранить человека именно как биологический вид, фактически сохраняют его «в первозданном зверином виде». Между тем «свобода может быть достигнута человеком только в преодолении всех границ. <…> При этом совершенно неважно, что останется в результате достижения такой свободы от того животного, которое мыслит себя человеком или которое постоянно хочет его превозмочь»[38] .
Некоторые имморталисты признают, что радикальное изменение системы ценностей, сопровождающее гипотетическое достижение бессмертия, представляет собой «вызов» — но не склонны драматизировать ситуацию и предлагают относиться к ней как к проблеме, которую стоит решать. При этом возможны два прямо противоположных взгляда на то, какие решения нужны. Возможно «консервативное» решение — то есть нужно ставить вопрос о морально-ценностном самосохранении человечества даже и в эпоху бессмертия, чтобы даже новые бессмертные существа сохранили в душе «что-то человеческое». Такое консервативное решение предлагается в брошюре А. Д. Свердлова: «Но человеку нужно не только достичь бессмертия, но и органично включить его в свою суть, не потеряв таких сугубо человеческих качеств, как любознательность, гуманизм и сострадание»[39].
Противоположный — революционный — взгляд содержится в статье Максима Лескова, утверждающей, что приближение эпохи бессмертия требует не сохранения прежних ценностей, а наоборот — выработки новой этики и новой философии: «Бессмертие человека впервые за всю его историю стало технологически обосновано, реально в ближайшие десятилетия и доступно определенной части населения. Бессмертие может стать товаром. Готовы ли мы к этому? <…> в сфере культуры, духовности, этики и морали современная цивилизация немногим отличается от жизни и нравов наших первобытных предков. <…> Мы <…> верим в то, что в третьем тысячелетии наши потомки смогут осознать космический масштаб и смысл своей жизни. Наступит новая эра. Эра философии бессмертия»[40].
В целом исчезновение человека и замена его другим биологическим, а может быть, даже и не биологическим видом имморталистов не пугает, а скорее вдохновляет. Тут возникает другая проблема — не исключено, что «бессмертные существа» сменят «теперешних людей» вовсе не единовременно, а в течение очень длительного периода, а значит, возникает проблема биотехнологического неравенства, когда бессмертные люди будут существовать одновременно со смертными, составляя то ли гонимое меньшинство, то ли — и это скорее — жестокую элиту, ведь бессмертие будет сначала доступно лишь миллионерам и властителям. Еще в начале ХХ века Бернард Шоу в пьесе «Назад к Мафусаилу» описывал эту коллизию — и долгожители в его пьесе оказались безжалостными по отношению к обычным смертным. Проблема неравенства, опасения, что технологии бессмертия будут доступны не всем, постоянно всплывают в российских дискуссиях. Доктор философских наук Светлана Неретина опасается, что биотехнологии вообще вернут нас в кастовый строй. Владимир Пряхин предполагает, что недоступность «таблеток бессмертия» для «людей с улицы» может привести к социальному взрыву, по сравнению с которым Великая Французская революция и Октябрьская революция покажутся веселыми пикниками.
Впрочем, неравенство, даже самое сильное, — не новость для человечества, и в последнее столетие мы были свидетелями того, что социальные блага демократизируются и то, что было привилегией богатых — например, автомобили, — становится достоянием многих.
Имморталисты в целом относятся к необходимости периода неравенства довольно спокойно, и, например, в книге Алеся Мищенко «Цивилизация после людей» описывается подробный сценарий — как смертные люди будут «сожительствовать» с постчеловечеством. По версии Мищенко, человеческий разум переселится на некий бессмертный носитель — «распределенную среду», но не все люди, получив бессмертие, будут готовы продолжить свою эволюцию в виде мыслящей материи. Поскольку расширение сознания, а тем более потеря тела — достаточно пугающие перспективы, то люди, не ставшие мыслящей материей, либо захотят остаться людьми в теперешнем понимании этого слова («реликтовыми людьми»), либо — в виртуальной копии нашего мира с улучшенным виртуальным телом («виртуальные люди»). Последние будут жить либо в некоем подобии компьютерной игры, либо в виртуальном раю. Понимать мысли и намерения бессмертного разума «реликтовые люди» постепенно перестанут, он превратится для людей в совершенно непостижимое божество, людей либо игнорирующее, либо из жалости кормящее. Со временем биологические люди да и жизнь на земле исчезнут.
А как же смысл жизни?
