передвинулись от ее грудей вниз, к средоточию ее женственности, и начали нежно ласкать его. Теперь Велвет чувствовала себя гораздо увереннее и, не скрываясь, начала извиваться всем телом от его прикосновений. К ее удивлению, она почувствовала, что в ней растет возбуждение, и мягко застонала. Он увеличил темп, его собственное желание все росло и ширилось но мере того, как он раз за разом входил в тугое отверстие. Ее бедра теперь двигались в одном ритме с ним, резко поднимаясь вверх, чтобы как можно глубже принять каждое его движение вниз. Акбар чувствовал, как из глубины его тела поднимается волна невиданного желания. Не в силах более контролировать его, он дал вырваться ему наружу, и в это же мгновение Велвет с криком рухнула ничком на матрас.
Несколько минут он лежал неподвижно, придавив ее своим весом, потом, скатившись с нее на бок, притянул к себе.
— Скажи мне, Кандра, как это тебе показалось? Она глубоко вздохнула:
— Я получила некоторое удовольствие, но, будь моя воля, повелитель, не думаю, что я захотела бы часто прибегать к этому способу любви.
— Тогда мы не будем больше этого делать, ибо единственным результатом нашего союза должно быть удовольствие.
— Единственным? — поддела она его.
Он улыбнулся про себя. Ей не принесли большой радости последние полчаса, и все-таки она нашла в себе силы шутить с ним. Ему нравился ее сильный дух. Другая женщина на ее месте плакала бы и упрекала его.
— Я не могу оплодотворять тебя каждый раз, когда мы занимаемся любовью, — запротестовал он, а она рассмеялась.
— И уж тем более невозможно сделать мне ребенка таким образом, каким мы сейчас любили друг друга.
Акбар в полном восхищении расхохотался. Спаси его Бог, но он любит эту белокожую женщину с ее восхитительными рыжеватыми волосами и изумрудными глазами.
— Тогда нам следует все начать с самого начала, — ответил он ей.
Он окликнул двух прислужниц, которые, немедленно прекратив свою музыку, принесли кувшин с теплой ароматной водой и любовные полотенца, чтобы обтереть своих хозяина и хозяйку. Велвет стоически вынесла это испытание, хотя до сих пор чувствовала себя неудобно, когда служанки дотрагивались до ее самых интимных мест.
Когда девочки закончили, Велвет нежно заговорила со своим супругом:
— Отошли Рохану и Торамалли. Уже поздно, а я вполне могу позаботиться о тебе сама. Мне так даже больше нравится, У нас принято, чтобы женщины ласково ухаживали за мужчинами.
— Сколько кротости в твоем голосе, моя роза, — поддразнил он ее. — Даже не верится, что это ты со мной говоришь. — Акбар быстро сказал что-то двум прислужницам, и те, кланяясь, вышли из комнаты. — Ну а теперь, — с поддельной серьезностью проговорил он, — ты можешь ласково обслужить меня, моя роза.
— Тебе стоит только приказать мне, мой повелитель, — поддела она его в ответ.
Встав, он помог подняться с матраса ей и повел назад к их обширной кровати. Акбар вдруг крепко обнял Велвет, их губы встретились в неистовом поцелуе, и они повалились на мягкие шелковые подушки, переплетясь всеми своими членами.
— Я люблю тебя, — прошептали его губы, прижатые к ее губам. — Весной я увезу тебя в Кашмир и построю тебе там дворец на берегу голубого озера. Мы будем жить вдвоем у величественных гор и мирно растить нашего ребенка. Вдвоем, ты и я, мы будем охотиться на горных козлов, оленей и медведей. Тебе понравится Кашмир, и его красота станет достойным обрамлением твоей собственной. Я сделаю тебя счастливой, Кандра. Перед лицом Великого Бога, нашего Создателя, клянусь тебе в этом!
— Я счастлива, что нахожусь рядом с тобой, мой Повелитель. Как ты сможешь управлять своим государством, если уедешь из столицы? Я не могу позволить сделать это ради меня. Это не правильно. Просто не отпускай меня от себя, мой супруг. Это все, о чем я тебя прошу.
— Я старею, — ответил Акбар. — И не очень хорошо себя чувствовал в последние годы. Пусть государством занимается Салим. К тому же, Бог свидетель, он так рвется к власти и уже сейчас готовит восстание, чтобы взять то, что якобы принадлежит ему по праву рождения. Я отдам ему власть и уеду, взяв с собой только жен, к компании которых так привык. Остальные останутся здесь, в Лахоре. Чем меньше женщин будет со мной, тем меньше придется выслушивать жалобы. Даже, подумалось мне сейчас, мы возьмем с собой только Иодх Баи и Ругайю Бегум.
— Нет, мой повелитель. Если поступишь так, ты поставишь под угрозу меня. Ты совсем не стар и не слаб. Ты могучий и мудрый властелин. Тебя любят и уважают все, кто с тобой знаком. Откажись ты сейчас от трона в пользу нетерпеливого мальчишки, и ты опять ввергнешь свою страну в гражданскую войну. Салим не сможет удержать мелкие княжества в едином целом, как это удается тебе. Если любишь меня, обещай, что не покинешь трон. Построй мне дворец в Кашмире, и каждый год в засушливый период мы будем уезжать туда, чтобы насладиться прохладой гор и вод.
— Ты действительно хочешь, чтобы я так сделал, Кандра? Ты согласна жить в Лахоре и следовать за мной во всех моих поездках по стране, когда мне надо будет уехать?
— Я на все согласна, мой повелитель, пока я рядом с тобой. Акбар поцеловал ее. Его крепкое тело опустилось на Велвет, и она открыла себя ему, глубоко, вздохнув, когда его меч вошел в ее ножны.
— Ты моя, — прошептал он, приподняв голову, чтобы заглянуть ей в глаза. — Скажи мне, что ты моя, моя любимая жена!
— Я твоя, мой супруг. Я буду твоей всю жизнь, какую дарует нам Господь, и после этого я буду твоей в вечности. — Обхватив его голову руками, Велвет начала покрывать его лицо легкими поцелуями, пока он не смог больше выносить сладкой страсти, бушевавшей внутри него. С громким криком он в последний раз со всей силой вошел в нее так глубоко, как только смог, освобождая свое трепещущее тело от горячего семени, и вдвоем они в этот чудесный, ослепительный миг зачали ребенка.
Глава 11
Карета, в которой Майкл О'Малли, епископ Мчд-Коннотский, ехал от побережья Франции в Париж, была большая и удобная. Четверка сильных лошадей, управляемых умелым кучером, вскачь неслась по заснеженным зимним дорогам. Хорошо укатанный снег скрыл глубокие колеи, ямы и ухабы. Пейзаж был довольно унылым, черно-белым. Сбросившие листья деревья тянули к небу голые ветви, дымок из труб изредка попадавшихся деревень и ферм казался темным на фоне серого полумрака.
Глядя из окна кареты через очень дорогие стеклянные окна, епископ ежился. Ему было вполне тепло и удобно внутри обитой темно-зеленым бархатом кареты под тяжелой меховой полстью и жаровней с раскаленными углями в ногах. Золото, подумал он с легкой усмешкой, все-таки полезная вещь. Наклонившись вперед, он откинул спинку переднего сиденья и вынул из открывшейся ниши ивовую корзинку. Открыв ее, он достал кожаную флягу с темно-красным бургундским и налил себе вина в кубок. Прикрыв глаза, он сначала с видом знатока втянул в себя легкий аромат вина и только потом сделал первый глоток. Зажав кубок между колен, он закупорил флягу и, убрав ее назад в корзину, достал оттуда глиняный горшочек с паштетом из гусиной печенки и свежий хлеб, завернутый в салфетку и еще теплый. Отломив кусочек, он использовал его как ложку, чтобы подцепить паштета, и отправил все это в рот, неторопливо пережевывая. Паштет был великолепен, а корочка на хлебе — восхитительна.
Гостиница, в которой он провел предыдущую ночь, оставила у него самые лучшие воспоминания, да еще и хозяйка, зная, что до Парижа целых полдня пути, позаботилась о нем, собрав в дорогу корзину с провизией. Он оказал ей честь, исповедовав ее, и отпустил небольшие прегрешения, наложив на нее совсем легкую епитимью.
Закончив легкий обед приятно хрустевшей на зубах грушей, он запаковал корзинку и убрал ее назад за переднее сиденье. Потом выглянул в окно. Начал падать легкий снежок, и Майкл О'Малли не позавидовал ни кучеру, ни сопровождавшей его охране. Вдали, правда, уже виднелись шпили Нотр-Дама, и он подумал, что скоро они будут на месте.
Он намеревался остановиться в Париже в городском доме матери и отчима Адама де Мариско, графа и графини де Шер. Это был небольшой дом всего с шестью спальнями, но епископ надеялся, что ему там будет вполне удобно, а слуг должны были прислать из графского поместья Аршамбо на Луаре.
