при дворе на службе у королевы.
Велвет сделала реверанс брату и Алексу и медленно вышла из библиотеки.
Как только за ней закрылась дверь, Алекс взглянул на своего друга.
— Когда Велвет в следующий раз приедет в Линмут-Хаус, Робин?
— Я собираюсь завтра, перед тем как она вернется к своим обязанностям, сказать ей, что она может пользоваться моим домом, как своим собственным, все то время, пока живет в Лондоне. Мать тоже хотела бы, чтобы так было, я уверен, — ответил Робин.
— Как ты думаешь, когда у нее будет следующий свободный день?
— Нам следует стать придворными, мой друг, если ты собираешься ухаживать за моей сестрой и если я намерен оказывать знаки внимания госпоже Кристман.
Фрейлинам приходится туго, ибо королева очень пунктуальна в распорядке дня. Я хорошо знаю двор, ведь я сам был у нее пажом.
— Господи Боже, не могу даже помыслить оказаться при дворе Елизаветы Тюдор. Из меня получится никудышный придворный, — покачал головой Алекс.
— Пока ты честен с королевой; Алекс, и занят Велвет, тебе незачем играть в придворные игры. Хотя я заметил, что несколько дам весьма благосклонны к тебе.
Алекс тихонько рассмеялся.
— Должен сказать, не имел таких многообещающих предложений со времен нашего пребывания в Париже, Робин. Я даже, у дивился, как столь добродетельная королева терпит вопиющую безнравственность вокруг себя.
— Она терпит ее до тех пор, пока все шито-крыто. Но стоит связи выплыть наружу — и начнется такое, что всем чертям станет жарко, можешь быть уверен. Шотландец кивнул, сказав:
— Ладно, я тоже пошел спать.
Он встал и потянулся.
— Тебе должны присниться приятные сны, — поддел его Робин, — или ты ничего не добился за сегодняшний вечер с моей сестрой?
Алекс улыбнулся в ответ:
— Джентльмен, даже такой грубый и неотесанный шотландец, как я, никогда не рассказывает о своих победах на каждом углу, Робин.
И прежде чем лорд Саутвуд смог развить эту тему, лорд Гордон вышел.
Робин улыбнулся, подумав, что бывали времена, когда Алекс Гордон похвалялся на каждом углу. Его улыбка стала шире, когда он вспомнил давно ушедшие дни, которые они провели в Париже, проституток, которых они делили на двоих, и небылицы о своих победах, которые рассказывали друг другу. Он опять рассмеялся и вдруг помрачнел. Это было перед его, женитьбой на Алисой де Гренвилл.
Алисон. Глупенькая, глупенькая Алисон. Он никогда не любил ее, но был очень нежен с ней. И вообще он никогда не влюблялся по-настоящему до сегодняшнего вечера, когда встретил изысканную госпожу Эйнджел Кристман. Он перемолвился с ней всего несколькими словами. Он даже не потанцевал с ней и, однако, чувствовал, или, вернее, его сердце знало, что это именно та женщина, которая ему нужна. Он поклялся себе, что никогда не женится во второй раз, но этот случай был совсем особенным.
Мать однажды попыталась объяснить ему, что такое любовь, настоящая любовь. Она даже спросила, не хочет ли он расторгнуть помолвку, которую она организовала с Гренвиллами, когда он был еще маленьким мальчиком. Он не позволил ей сделать этого, ибо все равно ему надо было на ком-то жениться, а Алисон была довольно хорошенькая. Он знал ее всю свою жизнь. «Но ты же не любишь ее!»— накинулась на него мать, а он улыбнулся с превосходством юности. Можно подумать, что сама мать всю свою жизнь прожила в любви. И хотя она и говорила, что нашла свое счастье с последним из его отчимов, Адамом де Мариско, она много выстрадала из-за своей любви. Робин часто задавался вопросом, стоит ли любовь боли и несчастий, которые она несет с собой, и давно решил, что не стоит. Он хотел спокойной жизни.
Госпожа Эйнджел Кристман, подозревал он, призвана изменить это решение. Он никогда не собирался возвращаться ко двору, предпочитая размеренную жизнь в девонском имении с детьми. Его женитьба на Алисон дала ему возможность постепенно выйти из окружения королевы, а смерть жены стала предлогом для того, чтобы не возвращаться ко двору. И вдруг оказалось, что его вновь тянут туда прекрасные нежные глаза, головка в белокурых локонах и улыбка, которая так тронула его сердце, что он чуть не заплакал, вспомнив ее. Его обязанности, связанные с приемом королевы, не дали ему возможности поухаживать за госпожой Кристман этим вечером. Но он вернется ко двору и наверстает упущенное. Однако сначала необходимо узнать о ней поподробнее от лорда Хандстона, который знает все обо всех.
Королевский канцлер был очень удивлен, получив на следующее утро после празднества послание от лорда Линмутского с просьбой рассказать о некой госпоже Эйнджел Кристман, королевской воспитаннице. Англия стояла перед лицом страшной угрозы. Все, за что боролась Елизавета Тюдор, все, за что сражалась Англия, оказалось в смертельной опасности, а лорд Саутвуд желает получить сведения о какой-то девице. Ох уж эти кавалеры, ставящие удовольствия превыше всего, подумал Хандстон, но тут вдруг вспомнил, от кого пришел запрос, и взглянул на ситуацию по-другому. Роберт Саутвуд — серьезный молодой человек, глубоко и искренне скорбевший в связи с кончиной своей жены. То, что королевская воспитанница привлекла внимание этого дворянина, само по себе очень интересно.
Лорд Хандстон заглянул в свои записи и был немало разочарован тем, что там обнаружил. Госпожа Эйнджел Кристман, семнадцати лет, была воспитанницей королевы с пятилетнего возраста. Внучка двух незначительных баронов из северо-западных графств и дочь их младших детей. Под опеку королевы отдана отцом, убившим ее мать, застав ее в постели другого мужчины. Без состояния, без влиятельных связей и, вследствие этого, без всяких перспектив. Она необыкновенно хороша собой. Это ей пригодится в будущем, если она к тому же окажется и умна. Он не располагал сведениями о ее душевных качествах и умственных способностях. Да и сплетен, связывавших ее с кем-либо из придворных джентльменов, при дворе не ходило. Ближайшими ее подругами, как явствовало из записей, были Бесс Трокмортон и Велвет де Мариско.
— Ну конечно, — громко сказал Хандстон самому себе. — Вот где она, связь! Госпожа Кристман связана с госпожой де Мариско, младшей сестрой графа Линмутского. Сейчас, когда ее родители в отъезде, граф присматривает за своей сестрой, и правильно делает. Естественно, он желает знать подробности о подругах своей подопечной. С Бесс Трокмортон все ясно, так как она происходит из всеми уважаемой и высокопоставленной семьи, хотя сама и бедна, но о госпоже Кристман, никому не известной королевской воспитаннице из ничем не примечательного семейства, Роберт Саутвуд, конечно, ничего не знал.
Лорд Хандстон продиктовал своему секретарю письмо, где поведал о происхождении девицы, проинформировал графа Линмутского о том, что, судя по имеющимся сведениям, госпожа Кристман вполне подходящая подруга для его сестры. После чего он вернулся к более важным государственным делам.
Предыдущей ночью на всех холмах Девона и Корнуолла вспыхнули сигнальные огни, оповещавшие о том, что Великая испанская армада была на рассвете замечена с «Лизолы»и сейчас приближается к Плимуту. Сигнальные огни передали это сообщение от Девона к Дорсету, потом к Уилтширу и через Суррей в Лондон. Новость, по приказу лорда Берли, не доводилась до сведения королевы до окончания празднества у графа Линмутского.
Однако как только праздник завершился, он тут же сообщил ей об этом, и новость, подобно лесному пожару, распространилась при дворе. Придворные мужчины не ложились спать. Они вернулись в Гринвич, чтобы переодеться, и сразу же отбыли на побережье. Чарльз Говард, лорд-адмирал, находился в Плимуте уже довольно давно. Там же квартировали сэр Фрэнсис Дрейк, Джон Хокинз, Мартин Фобишер и другие адмиралы флота.
Испанцы появлялись у берегов Англии и раньше. В конце июня корнуоллский барк, направлявшийся к побережью Франции, заметил девять больших кораблей с кроваво-красными крестами крестоносцев на парусах.
Другой прибрежный торговец, выйдя в море из одного из девонских портов, был до смерти напуган встречей с флотилией из пятнадцати кораблей. Преследуемый по пятам, он высадился на берег в Корнуолле и, загоняя лошадей, прискакал в Плимут с этим известием.
Фрэнсис Дрейк, конечно, понимал, что означали эти демонстрации. В прошлом году он неожиданно напал на испанцев в Коруне и сжег их флот, таким образом отсрочив нападение короля Филиппа на Англию. Теперь Армада была оснащена заново, пополнена запасами провизии. Дрейк убедил лорд-адмирала
