неё, отправился мыть руки, а я вошёл, закрыл дверцу… И принялся раздеваться. Чувствовал я себя при этом ужасно глупо. В голове зациклились строки известной песенки'…под английским псевдонимом 'мистер Джон Ланкастер Пек…' В левую стенку стукнули. Я опустил взгляд: из-под перегородки, разделяющей кабинки, высунулась рука со свёртком. Так… Я забрал сверток, а взамен отдал свою свернутую верхнюю одежду и все личные вещи, включая документы и мобильный телефон. 'Сегодня в лагере смена белья. Первый барак меняется со вторым'.
Одевать чужие шмотки оказалось неприятно. Тем более, что они были не первой свежести. А уж модными они были, по моим прикидкам, где-то во времена Олимпиады-80. Но приказ есть приказ: Я быстро оделся, достал из кармана рубашки тёмные очки, надел их, накинул на голову капюшон… И на всякий случай посмотрелся в зеркальце, оказавшееся во втором кармане рубашки.
М-дя… Дебил дебилом. И, что характерно, на меня тип в зеркале был совсем не похож. Что-то среднее между Славиком и Димоном, которые в 'Нашей Раше' покупают презервативы. Предварительные выводы подтвердило и зеркало над умывальником. Заодно оно показало мне… меня, вышедшего из первой кабинки, и уверенно направившегося к выходу. Оборачиваться я не стал, но в зеркале сходство было полным. Однако… 'ТАСС уполномочен заявить'…
Выйдя на улицу, я увидел, как моё второе 'Я' село в 'Гелендваген', сразу после чего кортеж тронулся и исчез за поворотом… Согласно плану, официальная версия такова: Я должен 'подвести' Константина Павловича к той самой украинской 'шишке' на охоте. А они уж там сами перетрут, о чём нужно. Именно поэтому Константин Павлович 'по дороге' заехал за мной в аэропорт. На первый взгляд – план дебильный. Неужели тот, с кем будет общаться мой двойник, не заменит подмены? Но Константин Павлович меня на этот счёт успокоил: 'Шишка' сейчас находится в состоянии глубокого недоперепития, поэтому опознать не сможет и родную маму. И это состояние у него продлится минимум сутки. За это время я должен сделать своё дело и вернуться. 'Двойник' исчезнет, а я получу железное алиби.
Алиби… Не нравится мне это слово. Алиби нужно кому? Правильно – преступнику. И хоть поставленная передо мной задача на первый взгляд признаков преступления не имела, сама необходимость наличия алиби наводила на неприятные мысли…
Тяжело вздохнув, я окинул взглядом стоянку в поисках машины с номером 35–27. Искомой машиной оказался пошарпанный 'Москвич-2140' красного цвета. То есть это когда-то он был красного цвета. А сейчас – неопределённо выгоревшего рыжего. На крыше багажник. На багажнике – всякая рухлядь. За рулём – дедушка-божий одуванчик.
Подойдя к машине, я, не говоря ни слова, открыл заднюю дверь и плюхнулся на заднее сиденье рядом с уже находящимся там пассажиром – невзрачным человечком неопределённого возраста и незапоминающейся внешности. Водитель молча повернул ключ зажигания. Двигатель ровно заурчал, и 'Москвич' неторопливо покатил по разбитой дороге.
Путь проходил в полном молчании. Мои спутники словно воды в рот набрали, меня на разговоры тоже не тянуло. Допотопная колымага оказалась настоящей 'машиной-невидимкой'. Неоднократно попадавшиеся по дороге ГАИшники бросали на неё мимолётный взгляд, и отворачивались, ища на трассе рыбёшку пожирнее. В принципе, от 'Лексуса' с 'блатными' номерами они бы отворачивались ещё быстрее, но того они бы точно запомнили, а этот рыдван в памяти просто не сохраняется…
Придорожный указатель 'Донецька область' работы какого-то местного пьяного дизайнера проехали ближе к вечеру.
Так… 'Въехал в степь донецкую парень молодой'… Что-то меня потянуло на цитаты из песен и кинофильмов. Нервишки-то шалят… Начали закрадываться сомнения: А что если придётся выполнять совсем не ту работу, о которой мне сообщили? А какую? Уничтожить стратегические запасы сала? Взорвать памятник Бандере? Так Украина итак сейчас завозит сало из Польши, а памятников Бандере на Донеччине вроде нет…
Вот в таких размышлениях и проехали через пол области. Потом с главной дороги свернули на второстепенную, отличавшуюся меньшим количеством ямок по причине меньшей ширины, потом – на просёлочную, и наконец, остановились.
— Выходи, приехали, — буркнул мой сосед, и открыл дверь со своей стороны.
Я вылез наружу, разминая затёкшие ноги и потирая спину. Да… Отвык я как-то от передвижения на 'Москвичах'… И привыкать что-то не хочется.
Тиха украинская ночь… Высоко в безоблачном небе висел яркий бледный круг полной луны, в серебристом свете которой была отчётливо видна пара возвышающихся рядом поросших травой и кривыми деревцами старых терриконов. На дороге, по которой мы приехали, оседала пыль, а слева ночной пейзаж украшала слепленная 'из того, что было' хибара, навевающая воспоминания о фильмах, повествующих о выживании деградировавшего человечества после глобального планетарного катаклизма. Мой сопровождающий распахнул хлипкую дощатую дверь, на удивление, при этом даже не скрипнувшую.
— Нам сюда.
Я почему-то после всех этих фокусов с конспирацией и переодеванием решил, что хибара таковой только кажется. А внутри скрыт какой-нибудь суперсекретный суперсовременный центр управления чем- нибудь – если не запуском межконтинентальных ракет, то хотя бы автоматической линией по производству пиратских подделок под презервативы.
Сопровождающий достал из сумки, которую всю дорогу держал на коленях, мощный фонарь, включил его…
Увы… Хибара и внутри оказалось хибарой.
Грязные стены, какой-то верстак, куча железяк вперемешку с кучей грязных тряпок, у левой стены – большой электрогенератор, приводимый в действие движком от такого же 'Москича', на котором мы приехали. Зачем тут генератор?
Картина чуть прояснилась, когда мой сопровождающий отодвинул в сторону кучу мусора на полу, и откинул оказавшийся под ней большой дощатый люк. Моему взору открылся уходящий в землю обитый неструганными досками лаз.
Если бы дело происходило в бендерштадте (народное название западной Украины), я бы подумал, что передо мной бандеровский схрон. Но здесь… Обыкновенная нелегальная, она же 'чёрная' мини-шахта.
Это при Союзе шахтёры были элитой страны. Труд у них был нелёгкий, но и оплачивался хорошо. Кошельки шахтёров по толщине не отличались от кошельков грузинских торговцев мандаринами, а дом был как полная чаша.
Но Союз канул в лету, и бывшая рабочая элита постепенно превратилась в грязных нищих оборванцев, которым по полгода не выплачивают зарплату. Шахты закрывались одна за другой. А жить как-то надо… Поэтому, то тут, то там стали появляться подпольные 'чёрные шахты'. Всего-то и делов – пробиться в самый верхний горизонт, и рубай уголёк потихоньку… Только не забывай 'на лапу' давать, кому надо…
Сопровождающий снял с одной из полок свёрток, и протянул его мне со словами 'надевай'. Свёрток оказался танковым комбезом. Пожав плечами, я натянул его на себя, на голову водрузил поданную каску с фонариком, а на пояс – аккумулятор к этому самому фонарику. После чего мой немногословный спутник со словами 'за мной' полез в лаз. А я за ним, что ж делать… Спускаться пришлось недолго. Лаз вывел нас в горизонтальный штрек старой заброшенной шахты.
Оказалось, что спуск был только началом пути. Через час ходьбы по горизонтальным и наклонным штреками и спусков по вертикальным шахтам мне уже начало казаться, что я прошёл двадцать тысяч лье под землёй.
Никогда не понимал спелеологов. Лезть под землю, где на тебя в любой момент готовы обрушиться тысячи тонн, висящие над головой… Это не по мне. Ан нет, от судьбы не уйдёшь, испробовать этой 'экзотики' довелось и мне…
Было видно, что путь местами расчищен от завалов, местами старые гнилые подпорки заменены на новые. Но следов 'свежей' добычи угля я как-то не заметил. Воздух был затхлый, но лампочки у нас на шлемах, которае, как объяснили мне ещё наверху, соединены с датчиком метана, и должны мигать при опасной его концентрации, вели себя спокойно. Что было странно: Я видел по телевизору сюжет об одном фермере из здешних краёв, который бурил скважину под воду, а напоролся на старую выработку,