Блаженно незнание.
— Майлз ждет меня, — сказал я.
Опоссум нахмурился.
— А что за телка с тобой?
— Ее он тоже ждет.
Вышибала звякнул по телефону, потом пропустил нас с Никки.
Гризли сидел в своем кабинете, на большом бархатном диване, и тискал юную мексиканку.
— Убирайся, — велел он ей, когда мы вошли.
— Вот девушка, которую ты искал, — я подтолкнул Доминик вперед. — Она просто хочет поговорить.
— И о чем?
— Тед Ленди.
Метис кивнул.
— Хороший парнишка…
Я напрягся, но так и не сумел уловить — то ли он в последний момент сглотнул слово «был», то ли мне показалось.
Но в любом случае, — Гризли первый сказал о пареньке что-то хорошее.
— Он был тебе должен? — подсказал я.
— Изрядно, — согласился Гризли. — Потерял товар, за который не заплатил. Моя ошибка, нельзя было в долг давать.
Я подошел к столу, заглянул в его ежедневник.
Там не нашлось строчки «Убить подростка». Но вдруг Гризли забыл внести это в расписание?
— Почему ты стал с ним работать?
Он оскалил зубы.
На реального гризли, правда, похож не стал, — а вот на хомячка-эмо — да.
— Мои парни толкают дурь на всех улицах. Но я всегда готов расширяться. Тедди был вхож туда, где обычных дилеров не пускают.
— Продавал в школе пай-мальчикам, которые никогда бы не решились пойти к уличному бандиту?
— Ну типа так.
— Где он теперь?
— Не знаю.
Я присел на кончик стола.
— Копы думают, что ты убил Тедди.
— Тогда где тело?
— Вот именно, — я кивнул. — Белый мальчик, из приличной семьи. Мы только трындим о политкорректности, но наше общество до сих пор расистское насквозь. Черного бы ты замочил, не раздумывая. Но Теда…
Я развел руками.
— С другой стороны, зачем его убивать, если никто не узнает? Смерть неплательщика — урок остальным. А тела не нашли. Значит…
Майлз улыбнулся.
— Значит?
— Ты его продал. Думаю, сам Тед согласился. Знал, что иначе его убьют, и не понимал, на что соглашается.
— Продал? — спросила девушка.
— Торговля людьми — очень выгодный бизнес. Юный, чистенький паренек со смазливой мордашкой. На сколько он потянул?
Гризли поднялся.
— Тебе лучше уйти, — сказал он. — Уходить будешь мордой вниз. Зубами ступеньки пересчитаешь.
Опоссум двинулся к нам.
Я выхватил пистолет и вышиб Гризли мозги.
Не потому, что это был единственный выход.
Просто захотелось.
— Эй, че ты творишь? — Опоссум потянулся к оружию.
Доминик ткнула его стволом револьвера в спину.
— Твою судьбу творю, Джонни, — ответил я. — Теперь ты владелец клуба. Так кому продали Теда?
— И что, их никто не ищет?
— Их родные еще доплатят, чтоб детки никогда не нашлись.
Большая Берта вела нас вниз по лестнице. От нее пахло потом, кожей и смазкой.
Из-за закрытых дверей раздавались удары хлыста и крики.
— Мерзость какая, — пробормотала Никки.
— О, вы удивитесь, какие люди приходят к нам! — усмехнулась Берта.
— Не удивлюсь, — сказал я.
Мы вошли в подземелье.
Тед стоял, привязанный к козлам.
Запястья, лодыжки плотно прикручены к металлическим ножкам. В заднице торчало нечто большое, с лошадиным хвостом.
— Задницу разрабатываем, — пояснила Берта. — А то узкая слишком.
— Но это же похищение! — воскликнула Никки.
— Он сам согласился, отработать долг. Верно, Тедди?
Парень закивал головой.
— Сколько он должен? — спросил я, достав бумажник. — Я выкуплю.
Большая Берта лишь усмехнулась.
— А всех остальных? Тоже выкупишь? А потом устроишь мир во всем мире?
— Сколько? — спросил я.
Мы отвели Теда к машине.
Сам он идти не мог.
То и дело плюхался на колени, пытался доставить мне «удовольствие».
— Хорошо его натаскали, — пробормотал я.
— Что с ним будет?
— Есть одна община, в Северной Каролине. Для бывших наркоманов. Живут на природе, огородничают, все такие дела. Думаю, там ему будет лучше, чем дома.
— Ты прав.
В аэропорт мы ехали молча.
Тед не сказал ни слова. Он перестал быть человеком. Превратился в тупого раба, игрушку для секса.
— А знаешь, что самое страшное? — спросил я. — Школа. Копы. Родители. Все только осуждали его. Им было плевать, что вырастет из этого паренька. И только Большая Берта всерьез стала его воспитывать. Две недели, — и совсем другой человек.
Я свернул на шоссе.
— Как думаешь, Никки. Если бы люди на самом деле занимались детьми? Не орали на них. Не били. Не заставляли учить химию да ботанику, которые никогда в жизни не пригодятся. А воспитывали людей — честных, благородных и смелых?
— Я бы хотела жить в таком мире, — сказала Никки.
— Я тоже, — ответил я.
