помилуй! За кого же ты меня держишь? Я не геронтофил.
Я наклонился и поднес к его разбитому носу сверток.
— Она мне кое-что подарила. Деньги. Драгоценности. Эта вот статуэтка, тоже неплохо стоит.
— Нет, — зарыдал Сэмми. — Это же обручальное кольцо. Только не оно.
— Спасибо, что напомнил, — кивнул я. — Свое тоже сымай-ка.
Он помотал головой.
— А может, — спросил я, — мне вернуться и снова с Мартой поговорить?
Сэмми сжался.
По его штанам расползлось мокрое пятно.
— Колечко давай, — напомнил я. — А если не снимается, у меня и ножик найдется.
Он протянул мне золотой ободок.
Руки его мелко дрожали.
— Я нашел все, — сказал я, кидая перстень в кулек. — Кроме одного. Бейсбольный мяч, с автографом Марка Мак-Гвайера.
Сэмми нахохлился и с ненавистью глядел на меня.
— Стоит большие бабки, — заметил я. — Полезно, когда пора долги отдавать. Ну, герой? Где ты его спрятал?
Парень замотал головой.
— Мне его отец подарил. За пару дней перед смертью. Мяч не отдам. Это память.
— Память, — протянул я. — Ну, тогда понятно. Папашка — дело святое. Скажу твоим детям, когда придут к тебе на могилу.
Я надел перчатки.
Черные, из кожзаменителя.
Настоящую кожу не ношу, — это ведь жестоко.
— Сейчас пальцы будем ломать, — предупредил я.
Сэмми пискнул.
— Дурак ты, парень, — вздохнул я, помогая ему встать. — Нашел где прятаться. Это ж глухое место. Кричи, хоть лопни, никто тебе не поможет.
Я заломал ему руку за спину.
Отогнул большой палец.
Сэм выл и кричал от боли.
Он бы снова обделался, — да только нечем уже было.
— Пытки — это искусство, — пояснил я. — Древнее и прекрасное. Не вспомнил, где мячик, а?
Я слегка усилил нажим.
— Здесь, — глухо произнес парень. — В шкафчике.
— Молодец. Давай.
Мои пальцы разжались. Он пополз на карачках к ящику.
— Привыкай стоять на коленях, Сэм, — сказал я.
Я толкнул Сэма, и он бессильно рухнул на стул.
А знаете — я уже привязался к этому дурачку.
Жалко будет, если до утра он не доживет.
— Где мы? — спросил он. — Кто эти люди?
— Твои спасители, — мягко ответил я. — Посмотри.
Хмурый китаец протянул Сэму пару листков.
— Что это?
— Документы. Ты продашь этим джентльменам два своих гаража.
Он смотрел на бумаги и растерянно мотал головой.
— Смешно, правда? — я похлопал его по лысине. — У тебя был один гараж. Дела шли неплохо. Тебе б сидеть и ковыряться в носу, но жадность обуяла. Решил расширяться.
Сэмми бежал глазами по строчкам и все больше бледнел.
— Ты влез в долги. И теперь, чтобы расплатиться, эти новые гаражи придется продать. Ирония! Скажи спасибо, один у тебя останется.
— Я не подпишу.
Он скомкал бумаги и отбросил их прочь.
— Это моя жизнь. Я… я не отдам.
— Твоя жизнь, вот как?
Я взмахнул рукой.
В дальнем конце ангара раскрылись двери.
— А я думал, твоя жизнь — Марта.
Вошли два китайца.
Они тащили за собой женщину, — избитую, в разодранном платье. Слезы на ее лице смешивались с кровью.
— «В богатстве и в бедности…», — наставительно произнес я.
Натянул потуже перчатки.
— «…пока смерть не разлучит вас».
Я шагнул к Марте.
— Сэм, — надорванно сказала она.
Страшно было слушать эти слова.
Или забавно, — это уж вам решать.
— Подпиши. Сделай все, что говорят эти люди.
— Нет, — он замотал головой. — Это же наше будущее. То, что детям оставим.
— У трупов нет будущего, — напомнил я. — А впрочем, мне все равно. Но эти господа…
Я показал на китайцев.
— …будут очень расстроены.
Потом я склонился к Марте.
— Правая рука или левая?
Выбрал левую.
— Красивые пальцы у вашей жены, — заметил я. — Даже жаль ломать.
Послышался хруст. Женщина забилась и закричала от боли.
— Марта! — воскликнул Сэм.
Он рванулся, но два китайца удержали его.
— Обычно плохо срастаются, — сказал я. — Будет этакий кукиш вместо руки.
— Нет, — плакал Сэм. — Вы не можете…
Я взял второй ее палец.
Потом остановился.
— Ты прав, — согласился я. — Не стоит спешить. Сломаем-ка снова первый. Теперь в другую сторону…
Хрусть!
Марта рухнула на пол, ее тело сотрясала мелкая дрожь. Она мелко, по-собачьи выла. Совсем немного боли — и люди теряют человеческий облик.
— А теперь второй, — сказал я.
— Стойте, — простонал Сэм. — Я все подпишу.
— Два кофе, пожалуйста.
Официант кивнул.
Поднималось солнце. Я сидел в небольшой кондитерской. Провел рукой по лицу, — черт, надо бы побриться.
Марта была напротив меня.