исходъ изъ хаоса страсти любовь-влюбленность, изъ эгоизма въ начало вселен ское, міровое и абсолютное.
Принимая всѣ стадіи и формы поцѣлуя вторичным цѣломудреннымъ пріятіемъ, мы должны сознательно отнестись и къ послѣднему поцѣлую. Его природа, однородная вообще съ природою и всѣхъ иныхъ формъ полового общенія, отличается однако однимъ моментомъ, который опредѣляется возможностью дѣторожденія. Мы должны здѣсь согласиться съ Вл. Соловьевымъ, который на основаніи естественно-историческихъ фактовъ, съ достаточной убѣдительностью показалъ, что половая любовь и размноженіе рода находятся между собой въ обратномъ отношенги: чѣмъ сильнѣе одно, тѣмъ слабѣе другая. Итакъ, мы не должны убивать въ аскетизмѣ начало пола, но мы должны искать такого высокаго и совершеннаго проявленія его, при которомъ неосуществимо дѣторожденіе. Мы не должны ставить внѣшнихъ препятствій для дѣторожденія и не должны страшиться послѣдняго поцѣлуя, но мы должны приближаться къ нему только въ увѣренности, что мы достойны его: только тогда мы утвердимъ нашу личность до конца.
А между тѣмъ то, что вокругъ называютъ любовью, приноситъ личности не жизнь, а смерть. По слову поэта, мы любимъ «убійственно» и въ «буйной слѣпотѣ страстей»
Мы то всего вѣрнѣе губимъ,
Что сердцу нашему милѣй!
Но наша вѣщая душа уже бьется на порогѣ «двойного бытія» и поэтъ прозрѣваетъ новый свѣтъ:
Пускай страдальческую грудь
Волнуютъ страсти роковыя, —
Душа готова, какъ Марія,
Къ ногамъ Христа на вѣкъ прильнуть.
Такъ чрезъ тайну любви мы касаемся тайны жертвы, тайны сораспятія съ Безсмертнымъ Эросомъ, ибо истинный Эросъ безсмертенъ и вѣченъ, а не полубезсмертенъ, какъ думала Діотима, пророчица древняго міра.
Примечания
1
Религіозное отношеніе къ міру заставляетъ насъ искать музыкальнаго начала и въ трудѣ. Трудъ, оскверненный и обезображенный рабствомъ и принужденіемъ, возникаетъ въ новомъ свѣтѣ въ обществѣ коммунистическомъ. Формальная наука дѣловито, но – конечно – слѣпо подходитъ къ той же теме ритма въ трудѣ: См. кн. Бюхера «Arbeit und Rhytmus». 1899.
2
Принципъ троицы въ любви имѣетъ двоякое религіозное значеніе: во-первыхъ, троица утверждается въ случаѣ любви двухъ къ третьему абсолютному, мистическому лицу (Любовь Франциска и Клары), – и – во-вторыхъ – принципъ троицы утверждается, какъ первый случай любви соборной. (Грубое, темное и наивное выраженіе этого принципа мы наблюдаемъ въ «хлыстовщинѣ»).