профилакторием?
– Я просто жду объяснений.
– Здесь все, кто выпадает из узаконенных допусков среднести. Те, кто выше среднести, и те, кто ниже.
– А что делают с несчастными, отошедшими от стандарта?
– Почему с «несчастными»? У вас чрезмерно земные критерии счастья… В профилактории всех отклонившихся от стандарта стараются возвратить в норму.
– Их лечат?
– Лечат в госпиталях. Леонцы выработали особые приемы возвращения в норму. Попавших в профилакторий окружают заботой, сердечной теплотой…
– Дом отдыха!
– В профилактории работают, так что это не дом отдыха. Но здесь особая пища, для каждого своя, физические и умственные упражнения, в общем – оздоровительный режим.
Рой пожелал узнать, кого и от чего оздоравливают. Изз вызвал дежурного, такого же леонца, только без звука 'з' в имени: его звали Агг. Агг выкликал оздоравливаемых, они подлетали один за другим. У одного погнулось крыло; у другого ослабло зрение; третий жаловался на слабость в ногах; у четвертого выросли слишком большие крылья, полет его был недопустимо шумным; кто-то, по натуре меланхолик, впадал временами в беспричинную апатию; кто-то столь же беспричинно радовался.
Попадались и ленивцы, отлынивающие от труда, но с охотой поглощавшие пищу.
– Вы считаете, что не следует помогать этим существам избавиться от их недостатков? – с удивлением спросил Рой социолога.
Квама с укором посмотрел на него:
– Вы все-таки не уяснили моих намерений, Рой! Во всех цивилизованных обществах с недостатками надо бороться, недочеты выправлять. Я лишь против того, что недостатки здесь включают в расчет нормы, иначе говоря – считают чем-то если и не нормальным, то нормообразующим. В госпитале, куда мы сейчас перейдем, вам это станет ясней.
Госпиталь, отделенный от профилактория новым туннелем, представлял собой такой же обширный зал, тоже подземный, но освещенный значительно хуже. Здесь появление гостей не породило столь бурной световой радости. Тусклое сияние от копошащихся тел стало лишь немногим ярче. Изз подозвал дежурного. Его звали Арр. Он показался Рою менее услужливым, чем Агг. Он не торопился знакомить Роя с обитателями госпиталя.
Они и сами не торопились представляться. Рой переходил от одного к другому. На каждом лежала зловещая печать уродства или вырождения. Нормальные леонцы обладали четырьмя крыльями, шестью ногами, двумя глазами, гладким туловищем, звучной речью, все они были проворны, логично мыслили… А здесь перед Роем возникали однокрылые инвалиды, одноглазые полуслепцы, трехногие, со скрюченными ногами, с перекореженным туловищем, шипящие, шелестящие, смутно светящиеся, вовсе лишенные сияния, трудно мыслящие, начисто лишенные речи…
– Какая страшная больница! – воскликнул побледневший Рой. – Скажите, друг Квама, все они безнадежны? Наша станция не может помочь своими лекарствами?
– Большинство не поддается излечению. Мы помогаем леонским врачам, но земные лекарства созданы против болезней, а не против вырождения. Предотвращать мутации мы пока бессильны.
К гостям приблизился один из обитателей госпиталя. Он казался совершенно нормальным, только крылья светили сильней, чем у больных и «неразличимых», стоявших компактной группкой. Рой залюбовался мощным сиянием незнакомца.
Умные выпуклые глаза подошедшего были обращены на министра и его помощников.
– Язз, ты был мне другом! – прозвенел леонец. – Вспомни, Язз, ты был мне другом! И ты обещал ввести потребление осадков симбы!
– Илл, ты ведешь себя нестандартно! – вмешался Арр. – Возвращайся на свое место, Илл!
Дежурный махнул на Илла крылом. Тот стоял, не отрывая глаз от опустившего голову помощника министра. По телу Язза пробежала судорога, он потускнел. И без объяснений Квамы Рой догадался, что уменьшение сияния выражает смущение. Ответ Язза подтвердил это:
– Ты превзошел плюсовый допуск, Илл… Ты слишком выпал из нормы. Осадок симбы тоже выпадает… Я не могу тебе помочь!
Ничего больше не сказав, Илл унесся в полутьму. Рой следил за ним, пока он не скрылся, потом обратился к Яззу:
– Что означает жалоба Илла, друг Язз? Чем он болен или в чем виновен?
Вместо потерявшего голос Язза Рою важно ответил Изз:
– Ты видел перед собой, друг Рой, нашего бывшего врача, нашего бедного Илла. Он лечил переломы крыльев и ног. Он обнаружил, что осадок симбы помогает сращиванию костей. В этом его единственная вина.
– Разве вина – найти хорошее лекарство?
– Симба у нас запрещена. Правда, на осадок симбы запрет не распространяется. Но осадок не только помогает сращиванию, но и усиливает сияние. Ты видел это у самого Илла. Он испытывал лекарство на себе. Допустить такое увеличение сияния мы не можем.
– Что было бы плохого, если бы все сияли сильней?
– Было бы новшество. Новшества запрещены. Мы долго терпели опыты Илла, пока сам он сохранялся в плюсовом допуске. Мы его очень любили. Он хороший. Но после последнего пересчета он из-за чрезмерного сияния превзошел допуск, и его пришлось поместить в госпиталь. Когда он потускнеет, его выпустят. Озз, мой помощник по восстановлению нормы, старается, но хорошего результата пока нет.
– Теперь понимаете, Рой? – хмуро поинтересовался социолог, когда они двинулись к выходу.
– Да, кажется, теперь понятно, – отозвался Рой.
– Я требую от вас не слишком много?
– Наоборот, вы просите меньше того, что мне хотелось бы совершить!
– Быстрые меры опасны, – с грустью сказал социолог. – Мы на станции думали об этом. Психологию надо менять исподволь.
Четверо «неразличимых» двигались в новом туннеле, который вел наружу в обход профилактория. Они по-прежнему уносились вперед, останавливались, поджидали людей, снова убегали. Дорогу открывал Изз, помощники цепочкой устремлялись за ним. Рою казалось, что Язз изнемогает от усталости. Помощник по пресечению сверх– и ниженормальностей спотыкался, никак не мог восстановить прежнее сияние. Рой испытывал жалость и к нему, и к несчастному Иллу, ответившему таким гордым молчанием на безнадежный ответ бывшего друга, и к двум помощникам, молчаливо догонявшим своего руководителя, и даже к самому руководителю, самодовольному и доброму Иззу, – ко всем, кого Рой узнал и кого еще не успел увидеть на Леонии, кто медленно вырождался на этой странной планете. Рой понимал Крона Кваму. Так, вероятно, и у Крона начиналась любовь к народу Леонии – с острой жалости.
Посреди салона возвышалось внушительное сооружение с двенадцатью сигнальными окошками. Техники станции потрудились на славу. Даже на Земле любой контроль принял бы этот механизм – специальную анализирующую приставку к экспедиционной МУМ.
Квама так волновался, что темная кожа его лица превратилась в серую.
– Вы уверены, друг Рой?.. – спрашивал он в сотый раз.
– Абсолютно, – сказал улыбающийся Рой. – Механизм надежен и полностью реализует заложенный в него критерий. Не знаю только, удастся ли доказать леонцам выгоды разработанного вами алгоритма среднести, тем более что вы в таком возбуждении…
– Я воззову к их логике, это единственный путь, – пробормотал социолог. – Смотрите, они уже летят!
Окно в салоне было раскрыто, и четверо «неразличимых», не утруждая себя блужданием по коридорам, влетели в окно.
Они уселись на полу в обычном порядке: впереди министр Изз, по бокам, чуть отдаляясь, Озз и Узз, а позади всех Язз.
