— Скрепки? — Глаза послушницы испуганно и недоуменно смотрели на отца Владимира. — Как это?
— Просто — прокалывают бумагу над крестом и подают.
— У нас только те подают, кому матушка благословит, а так — не знаю, — с трудом, все еще не отрывая взгляд от батюшки, проговорила Наталья.
Нелепость ответа была очевидна. Отец Владимир понял, что так ничего не узнаешь, махнул рукой и вышел из трапезной. Уехал он тут же, не подойдя, по обычаю, к матушке Сергии.
О происшедшем, смущаясь и сбиваясь, прибежавшая и запыхавшаяся Наталья поведала ей немедленно. Матушка, не перебивая, выслушала поток звуков из ахов и охов и посмотрела на еще открытые монастырские ворота — облачко пыли, поднятое машиной батюшки, неподвижно висело в летнем теплом воздухе. Она благословила послушницу и пошла в свою келью читать канон мученикам Киприану и Устинии.
Все тогда разрешилось благополучно — через два дня отец Владимир позвонил и попросил ее забыть о происшедшем, назвав его недоразумением. «Видимо, бес попутал», — как-то даже буднично сказал он. «Да, да, батюшка, путает лукавый, ведь монастырь, всякое случается», — ответила матушка, мысленно перекрестившись.
После того происшествия отношения между ней и священником не особо укрепились, но и не разладились, тем более что ни скрепок, ни разлития кипятка больше не случалось. Образовавшееся равновесие в отношениях было пусть и шаткой, но достаточной основой для монастырского спокойствия, тишины и благополучия в течение всего прошедшего лета. И вот на тебе — проверка! Может, это все-таки не с тем июньским происшествием, а с паломниками связано? Ведь сколько их было за лето и из райцентра и из области, и всем ведь не угодишь! Нет, и раньше всякий шепот и шелест бывали, ну, мелкая и средняя рябь, не больше последней, до владыки доходили, но чтоб вот так! А если это — слухи?..
Неяркий свет центрального паникадила заставил матушку открыть глаза — батюшка в царских вратах сделал поклон в сторону клироса, развернулся, поднял руки и возгласил:
— Слава Тебе, показавшему нам свет!
«Слава Тебе, Господи, и промыслу Твоему! — шепнула матушка и неспешно наложила на себя четкий крест. — Может, все и устроится?!»
Служба заканчивалась, и этот момент для матушки был не менее дорог, чем ее начало и ровное течение, — день завершался, суточный круг был пройден, осталось только с крестом и иконами совершить обход монастыря. Вот и отпуст, в конце которого отец Владимир всех благословил, зашел в алтарь и закрыл царские врата. Как быстро! Надо становиться на ход. Матушка кивнула матери Серафиме, чтобы та подошла.
— Матушка, благословите взять икону Спасителя? — склонилась та перед ней в ожидании.
— Бог благословит. Возьми сегодня икону Спаса Нерукотворного.
Подняв икону в простом деревянном окладе, как бы прижав ее к себе, мать Серафима встала впереди, следом послушницы — Наталья с деревянным облупившимся крестом и Ксения с медным колокольчиком и фонарем, за ними — трудницы и местные бабульки. Все замерли, глядя на матушку. Она неспешно направилась к центру храма, поглядывая на правую дверь алтаря. «Чего это батюшка не подает возглас на начало хода? Чего мешкает, не выходит?» Обычно после вечерней службы отец Владимир выходил из алтаря, становился перед храмовой иконой на правой стороне амвона, подавал возглас и возвращался в алтарь — в крестном ходе он не участвовал.
Матушка подождала с полминуты, потом повернулась, поглядела на послушниц и подошла к ним.
— Ты что, мать, с фонарем-то зарядилась, еще вон как светло? — Она остановилась перед послушницей Ксенией. — Оставь. Возьми-ка лучше чашу со святой водой и кропило, стань рядом со мной, а колокольчик дай мне.
В этот момент из боковой двери вышел, чуть пригибаясь, отец Владимир, окинул взглядом сгрудившихся в центре в ожидании крестного хода людей и спросил чуть сдавленным то ли от усталости, то ли от волнения голосом:
— Матушка Сергия, можно вас на минутку?
Он повернулся и пошел на дальний правый клирос, на котором возле стены стоял высокий резной аналой, что по праздникам выставляли в центр и на него клали соответствующую празднику икону, украшая ее цветами.
Что такое? Матушка, почувствовав на себе насторожившиеся взгляды стоявших сзади послушниц и богомольцев, метнулась к клиросу и почти одновременно с батюшкой остановилась возле аналоя, тревожно разглядывая на темно-зеленой бархатной поверхности крышки небольшую стопку записок, приготовленных матерью Серафимой для завтрашней литургии.
— Вот. — Отец Владимир поднял записки и вынул из-под них тетрадочный листок с приколотой сверху над крестиком скрепкой. — Подали сегодня. Видимо, в начале службы.
— Кто подал? — опешенно прошептала матушка и протянула руку, желая еще раз поглядеть на клочок бумаги.
Отец Владимир, однако, руку с запиской отвел:
— Странный вопрос. Откуда я могу знать. Когда после малого входа я заглянул в пономарку, то увидел эту стопку. До службы ее не было. Алтарник сказал, что он не видел, кто принес, и положил их на требный столик.
Матушка, покусывая губы, смотрела в круглые и немного выпученные глаза батюшки и лихорадочно думала: «Кто-то из своих? Деревенские? Может, днем занесли до службы? Кому это надо?»
— Матушка, это надо прекратить. Я поеду к благочинному, попрошу его вмешательства, иначе дойдет до владыки, и тогда могут быть неприятности.
«Неприятности? Да они уже начались! Только не к начальству!»
— Матушка, что вы молчите? С этим надо бороться. Ведь точно пойдут слухи!
— Слухи? — Матушка встрепенулась. — А кто их будет распускать? Для чего? Кому они выгодны?
— Выгодны? А разве дело в выгоде? Просто захотят помутить воду, внести смуту и расстройство, разрушить мир, ведь вы знаете, как лукавый действует!
— Вот вы, батюшка, и ответили. Давайте лучше поймем, кого-то крутят бесы, и этот кто-то стал его орудием. Ведь помните, что было в июне?
Напоминание об июньском происшествии еще более встревожило отца Владимира, он понизил голос и, наклонившись, почти в ухо прошептал:
— Да, матушка, но это может всплыть и дойти туда, куда это доходить не должно. А это — неприятности. И может, крупные, вплоть до комиссии.
Батюшкин голос от напряжения и подавляемых эмоций почти свистел, ему становилось явно не по себе.
— Комиссия? — Матушка запнулась и отодвинулась немного от склонившейся над ней головы батюшки.
«Вот оно что! Тогда может… Нет, не надо комиссий, уговорить, а потом разберемся».
— Отец Владимир, не надо комиссий, сами разберемся, все устроится. — Голос матушки звучал и просительно и твердо. — Иначе будет всем вред.
— Да, главное — не навредить и разобраться самим, — согласился он и тут же продолжил: — Вот давайте сейчас и спросим у матушки Серафимы, подавали ли ей записку со скрепкой и кто это сделал. Может, кто-то из присутствующих и она сможет указать и тем поможет нам?
От клокочущего внутри желания добиться своего и разрешить ситуацию у отца Владимира выступили на лбу крупные капли пота. Он выпрямился, лихорадочно обтер их рукавом подрясника и снова склонился к матушке.
— Батюшка, может, мы сейчас это не будем делать, тогда действительно могут пойти слухи, начнут о колдовстве шептать? К тому же после первого случая со скрепкой сестер предупредили, чтобы они были внимательны, так что мать Серафима сообщила бы, если что не так.
— Матушка Сергия, — сильно сдавленным голосом почти прохрипел батюшка, — а вдруг это она сама
