Смерть и конюший короля

Джейн. Но послушай, Саймон, разве они открывают нам что-нибудь по-настоящему для них важное? Что-нибудь сокровенное из своей жизни? Вот, к примеру, этот их обычай – ведь мы даже не подозревали, что он еще существует.

Пилкингс. Д-да, тут ты, пожалуй, права. Скользкие, хитрые ублюдки…

Джозеф (угрюмо). Я могу идти, хозяин? Мне нужно убраться в кухне.

Пилкингс. Иди, Джозеф, иди. И забудь, что я тебя звал.

Джозеф уходит.

Джейн. Саймон, ты должен поосторожней выбирать выражения. Для них здесь, понимаешь ли, «ублюдок» не пустое бранное слово.

Пилкингс. С каких это пор ты стала этнографом, хотел бы я знать?

Джейн. У меня нет претензий на какие-нибудь серьезные знания, Саймон. Я просто слышу иногда, как ругаются слуги. Вот почему мне стало известно, что это слово считается у них тяжким оскорблением, а не пустопорожней бранью.

Пилкингс. И действительно – в их пластичных, мягко говоря, семьях не может быть внебрачных детей. Называй свальное сожительство семьей – и никаких тебе ублюдков.

Джейн (пожав плечами). Считай, если хочешь, так.

Неловкое молчание. Отдаленный барабанный бой становится все громче. Внезапно Джейн обеспокоен но вскакивает.

Послушай, Саймон, ты и правда думаешь, что их барабанная свистопляска связана с этим ритуалом?

Пилкингс. А давай-ка расспросим нашего христианнейшего умника. Джозеф! Можно тебя на минутку, Джозеф?

Дверь открывается, и снова входит Джозеф.

С чего это они весь вечер барабанят?

Джозеф. Я не знаю, хозяин.

Пилкингс. Как так не знаешь? Тебя же окрестили всего два года назад. Только не уверяй меня, что вся эта чушь со святой водой вытравила из твоей головы родовую память.

Джозеф (гневно, потрясенный). Хозяин!

Джейн. Ну вот, опять.

Пилкингс. Что – опять?

Джейн. Ладно, неважно. Скажи мне, пожалуйста, Джозеф, связан этот барабанный бой с чьей-нибудь смертью или убийством?

Джозеф. Я же сказал, мэм, – не знаю. Он возвещает и смерть почитаемого вождя, и его свадьбу. Вот почему я не могу ответить на ваш вопрос.

Пилкингс. Ну хорошо, ступай на кухню, незаменимый помощник.

Джозеф. Слушаюсь, хозяин. (Уходит.)

Джейн. Саймон…

Пилкингс. Я знаю, что я Саймон. Только нет у меня сейчас настроения выслушивать твои проповеди.

Джейн. От моих проповедей ты, конечно, можешь отмахиваться, но у тебя нет права обесценивать проповеди миссионеров, которые трудились тут раньше. Когда они обращали здешних людей, те чистосердечно, без всяких сомнений принимали христианство. И, говоря при нашем Джозефе, что крещение святой водой – чушь, ты оскорбляешь его так же глубоко, как оскорбляет католика поношение Девы Марии. Завтра он заявит нам об уходе, вот помяни мое слово.

Пилкингс. Ну а теперь уж ты несешь явную чушь. (Орет.) Ну а если это всего лишь свадьба? Ты представляешь себе, каким я окажусь идиотом, если начну приставать к уважаемому вождю, когда у него медовый месяц?! (Снова начинает злобно мерить шагами веранду, но вскоре останавливается.) Ну откуда мне знать, чем тут занимаются вожди в медовый месяц? (Берет блокнот и торопливо что-то пишет.) Джозеф! Джозеф! Джозеф!!!

Джозеф появляется, сумрачный и молчаливый, только после третьего окрика.

Ты что – не слышал, как я тебя зову? Тебе что – трудно отозваться?

Джозеф. Я не слышал, хозяин.

Пилкингс. Не слышал? А почему ж тогда явился?

Джозеф (упрямо). Я не слышал, хозяин.

Пилкингс (с трудом сдерживаясь). Ладно, мы поговорим об этом завтра утром. А сейчас передай мою записку сержанту Амусе – только непременно ему самому! Он в полицейском участке. Садись на велосипед и жми туда что есть духу. Я жду тебя обратно через двадцать минут. Ты меня понял? Через двадцать минут!

Джозеф. Понял, хозяин.

Пилкингс. И послушай, Джозеф…

Джозеф. Да, хозяин?

Пилкингс (цедит сквозь стиснутые зубы). Забудь мои слова про святую воду. Крещение святой водой вовсе не чушь. Это я спорол чушь.

Джозеф. Понятно, хозяин. (Уходит.)

Джейн (выглядывая из-за двери). Он откликнулся?

Пилкингс. Кто?

Джейн. Джозеф. Ты ведь его звал?

Пилкингс. В конце концов откликнулся.

Джейн. Чушь? Да я на что угодно готова с тобой поспорить, что к завтрашнему утру мы лишимся слуги! Ты видел его лицо?

Пилкингс. Меня гораздо больше беспокоит, лишимся ли мы к завтрашнему утру одного из их вождей. Господи Иисусе! Ты только послушай эти чертовы барабаны! (Шагает из угла в угол по веранде, явно не зная, как поступить.)

Джейн (встав со стула, на котором она сидела во время их разговора). Я пойду переоденусь и приготовлю ужин.

Пилкингс. Это еще зачем?

Джейн. Затем, что нам не удастся пойти сегодня на бал.

Пилкингс. Вздор! Это будет первый приятный вечер в Европейском клубе за целый год, и пусть меня повесят, если мы его пропустим. Да и бал сегодня намечается совсем особый. Такое происходит отнюдь не каждый день!

Джейн. Ты ведь и сам понимаешь, Саймон, что смерть вождя необходимо предотвратить. А поскольку предотвратить ее под силу только тебе, ты и должен это сделать.

Пилкингс. Ничего я никому не должен! Пусть хоть все здешние вожди бросаются в пропасть или травятся из-за какого-нибудь своего варварского обычая, я и пальцем не шевельну. Вот если б намечалось ритуальное убийство, тут мне по долгу службы пришлось бы вмешаться. Да и не могу я уследить за всеми потенциальными самоубийцами нашей провинции. Что же до этого вождя, то он меня очень порадует, если избавит мир от своего присутствия.

Джейн (рассмеявшись). Ты думаешь, я не знаю тебя, Саймон? Думаешь, не понимаю, что ты обязательно это уладишь – когда вдоволь наворчишься? А чем ты так расстроен? Что у вас тут произошло?

Пилкингс. Да ничего особенного. Просто я перед ним извинился. Сказал, что святая вода вовсе не чушь.

Джейн. В самом деле? И как он это воспринял?

Пилкингс. А мне-то какое дело, гори он адским огнем! Я, видишь ли, вдруг представил себе нашего преподобнейшего Макферлейна, который строчит очередное письмо губернатору о моих кощунственных высказываниях при его прихожанах.

Джейн. О, я думаю, он давно махнул на тебя рукой.

Пилкингс. Сомневаюсь, дорогая. И кроме того, я хотел быть уверенным, что Джозеф не «потеряет» мою