4
Маргарет познакомилась с Крисом всего месяц назад. Он пришел на концерт студентов консерватории вместе с приятелями по колледжу. В перерыве, ничего никому не объяснив, он пошел за кулисы и разыскал Маргарет. После концерта он пригласил ее в бар. С тех пор все началось. Они виделись часто. И несмотря на приглашения Крис никогда не заходил в ее дом. «Почему? Ты стесняешься?» — спрашивала его Марго. Он смеялся в ответ: «Разве я, по-твоему, стеснительный? Здесь над стадионом тах хорошо и вольготно. Что нам делать в комнатах?» «Почему Крис не заходит в дом? Чего он стесняется или стыдится? — спрашивала себя Маргарет. — И если нет, чего отказываться!?»
Однажды он пригласил Марго к себе домой днем. Он жил на границе Бруклайна и Брайтона, куда стекались трамваи, автобусы, грузовики, таксомоторы и прочие виды городского транспорта. Здесь было царство бензоколонок, мастерских по ремонту автомобилей, дилерских контор с демонстрационными залами для всевозможных автомобильных моделей. Здесь шумело, гремело, гудело, свистело, звенело с утра до ночи. Крис любил эти уличные шумы. Они были ему, как фермеру шум листвы и шелест стеблей кукурузного поля.
Отец был на бензоколонке. Мать уехала погостить в Вустер к старшей сестре. Они были совершенно одни. Никто не мешал им заниматься любовью. Она горячо любила его. Он это видел и чувствовал, потому что ничьи губы, кроме ее губ, не могли так отчаянно целовать его губы, ничьи губы не могли так страстно выпивать каждую клеточку его плоти, никто, до сих пор не был таким желанным, как Крис. И все же, даже после этого, Крис отказывался заходить к ней домой. «Почему?» — спрашивала она себя, и огорченная догадкой, больше не настаивала. Тоже самое было и с коттеджем на Кейп Коде. Он ни за что не хотел находиться внутрь дома, а тем более, ночевать, хотя иногда родители оставались в Бостоне из-за срочных дел, театров или светских обязательств.
Несколько раз Крис приезжал на Кейп Код в субботу или воскресенье. Он звонил ей по мобильнику. Он выходила. Они ехали на пляж, купались и резвились в океане, как беззаботные дети, пока было тепло. А начиная с середины сентября просто гуляли по пляжу. Они уходили далеко, пока не оказывались около обширного имения, огороженного розовой каменной стеной, из-за которой выглядывал замок с башней, увенчанной задорным зеленым колпаком крыши. «Отгородились!» — лишь однажды процедил Крис и сплюнул сквозь зубы.
5
Обычно по утрам до завтрака и до того, как уехать в консерваторию на звонком желтом трамвае зеленой линии «С», Марго натягивала спортивные синие брюки и джемпер с белой окантовкой и делала пробежку, а потом зарядку на стадионе. В это раннее время по зеленому полю, еще зеленому, хотя была середина октября, носились друг за другом собаки, а их владельцы, (правильнее сказать: няни, опекуны, гувернеры, тренеры, все, что угодно, но не владельцы!) умиленно наблюдали с отстегнутыми никчемными поводками в руках за своими питомцами и вели задушевные разговоры на собачьи темы.
И в это раннее утро так и было, кроме того, что появилось нечто новое. По росистому еще с ночи ковру стадиона там и сям были разбросаны необычные здесь предметы: спальные мешки, одеяла, тележки, термосы, складные столики со стульями, упаковки с бутылками питьевой воды и многое другое, присущее лагерю туристов или стоянке беженцев. В подтверждение этому из спальных мешков, из под одеял и прочих принадлежностей туристического быта, высовывались заспанные лица обитателей этого лагеря. В самом начале у Марго мелькнула мысль, что это какие-то спортивные сборы, временная стоянка, подготовка к соревнованиям или что-то в этом роде, но она тотчас отказалась от этого предположения, потому-что лагерь представлял собой картину какого-то хаоса. Собаки, обычно носившиеся весело по полю, с недоуменим бродили между непонятными чужими предметами и незнакомыми людьми.
У Марго совсем не было времени, чтобы вдаваться в разгадку происхождения этого сборища, необычного для родного стадиона. Она закончила бег и сделала разминку около скамейки, поставленной несколько лет назад на пожертвование, сделанное ее отцом, о чем свидетельствовала медная дощечка с упоминанием его имени и фамилии. Надо было спешить домой, чтобы переодеться, позавтракать и успеть к трамваю, который отвезет ее на урок фортепьяно со знаменитой когда-то русской пианисткой.
6
Была пятница. Крис занят чем-то спешным и не встретился с Маргарет в этот день. А наутро они всей семьей отправились отдохнуть на Кейп Код. Отец вел мерседес, о чем-то переговариваясь с матерью. Хотя разговор был довольно стремительным, что было присуще темпераменту отца, до нее доносились обрывки фраз о каком-то движении протеста против банков, главным лозунгом которого было: «Захватим Уолл- стрит!».
Марго не вслушивалась в разговор родителей, занятая размышлениями об очередной музыкальой пьесе, которую ей предстояло приготовить к следующей неделе. Она любила, прежде, чем начать разучивать пьесу, прочитать ноты несколько раз глазами и прослушать музыку изнутри. Она была серьезная девушка и старалась во все вникнуть самой. Это относилось к ее учебе, домашним обязанностям, отношениями с Крисом. У Маргарет была задушевная подружка Аби, с которой она могла говорить обо все на свете, включая и ее любовь к Крису. Но Аби уехала на викэнд в Нью-Йорк.
На Кейп Коде их ждала приятная дачная рутина с прогулками к океану, выбором ресторана для ланча, перезваниванием с друзьями, коттедж которых стоял в пятнадцати минутах езды от родительской дачи.
После ланча в ресторане яхт-клуба они вернулись домой, а Маргарет продолжала занятия на фортепьяно и долго отказывалась поехать к приятелям родителей. Все же, наконец, согласилась, потому что отец посмотрел на нее поголубевшими, как утреннее небо, глазами и сказал: «Поехали с нами, доча. Так мало видимся на неделе!» И пожалела об этом. Лучше было бы проваляться с книгой в гамаке, следя за развитием запутанной интриги в романе Зингера «Любовная история». Лучше и намного интересней, чем слушать дискуссию о каких-то демонстрантах, запрудивших центр Нью-Йорка вокруг Уолл-стрит — район, где высились громады банков. Во время коктейля у приятелей речь зашла о волне анархической ненависти к банкам у толпы, раскинувшей поблизости от Уолл-стрит палаточный лагерь.
С экрана телевизора многократно повторялся дерзкий лозунг толпы: «Захватим Уолл-стрит!». Марго показалось, что родители и хозяева повторяли этот лозунг с ироническим оттенком, который маскировал их обеспокоенность. «Что тут особенного! — подумала Марарет. — Леваки с очередными требованиями невозможного. Кто их поддержит?» Но вдруг усомнилась в своих мыслях. Ей припомнилось утро на стадионе, спальные мешки и палатки с несколько необычными туристами. Марго была воспитанной девочкой и не показала виду, что все разговоры о толпе, вооруженной лозунгами протеста, ей не столь безразличны. Из-за Криса? Где он? Она соскучилась. А Крис? Что, если их любви наступит конец, как это бывает часто у других? Вместо любви придет безразличие. Ей показалось, что этот переход от любви к безразличию каким-то образом связан с утром на стадионе и чужеродными там палатками!
Она отвлеклась от своих мыслей и взглянула на экран телевизора. Операторы показали крупным планом группку демонстрантов, над которой покачивался транспорант: «Долой евреев-банкиров!» В гостиной воцарилось тяжелое молчание. Хозяин коттеджа, финансист, резко поднялся с кресла, отставил от себя рюмку мартини, и выключил телевизор со словами: «Сколько можно смотреть эту мерзость!» «Как бы эта мерзость в дальнейшем не обернулась чем-то похожим на марши фашистских молодчиков! Они тоже
