ее связывать, она просто имела в виду ее мастерство, которое позволит ей изобретать даже в неблагоприятных обстоятельствах, то есть «несмотря ни на какие помехи». Правоту судьи Вайолет доказала десятки раз, изобретая что угодно — начиная с отмычки и кончая паяльной лампой — в самых неблагоприятных обстоятельствах, как то — страшная спешка или отсутствие необходимых инструментов. Но сейчас Вайолет сознавала, что более неблагоприятных обстоятельств, чем медленно отходивший наркоз, мешавший ей разглядывать предметы в кладовой и вникать в то, что говорят ее младшие родственники, у нее еще не было.
— Вайолет, — сказал Клаус, — я понимаю, что наркоз еще не совсем отошел, но без тебя нам не изобрести кое-что важное.
— Да, — слабым голосом отозвалась Вайолет, протирая глаза руками. — Я… знаю.
— Мы тебе поможем, чем сможем, — продолжал Клаус. — Говори только, что делать. Вся больница охвачена огнем, надо выбираться отсюда как можно скорее.
— Раллам, — добавила Солнышко, что означало «И за нами гонятся пособники Олафа».
— Откройте… окно, — с трудом выговорила Вайолет, показывая на окошко в углу.
Клаус прислонил Вайолет к стене, а сам подошел к окошку и выглянул наружу.
— Кажется, мы на третьем этаже, а может, на четвертом. В воздухе полно дыма, не понять. Не очень высоко, но не выпрыгнуть.
— Лезть? — спросила Солнышко.
— Прямо под нами динамик, — сказал Клаус. — Можно было бы схватиться за него и спуститься в кусты, но тогда придется это делать на виду у всей толпы. Врачи и сестры помогают больным спасаться от огня, там же Хэл и репортерша из «Дейли пунктилио» и…
Среднего Бодлера прервали негромкие звуки, доносившиеся снизу:
— …и волонтеры, — закончил Клаус. — Они ждут перед больницей, как им велел Маттатиас. Можешь ты изобрести что-нибудь, чтобы перелететь через них?
Вайолет нахмурилась и закрыла глаза. Она стояла совершенно неподвижно, пока волонтеры продолжали петь:
— Вайолет, — окликнул ее Клаус. — Ты не заснула?
— Нет, — ответила Вайолет. — Я… думаю. Нам… надо… отвлечь толпу… чтобы спуститься.
Дети услыхали негромкий рев где-то за дверью кладовой.
— Кесалф, — проговорила Солнышко, подразумевая под этим «Это сообщник Олафа. Похоже, он уже в Отделении Заразной Сыпи. Надо спешить!»
— Клаус! — Вайолет открыла глаза. — Распечатай коробки с резиновыми бинтами. Начни их… связывать… друг с другом… делай веревку.
Клаус взглянул в окно, наблюдая за тем, как волонтеры раздают шары больным, эвакуированным из больницы.
— Но как нам отвлечь толпу? — спросил он.
— Не… знаю, — ответила Вайолет и опустила глаза вниз. — Мне… трудно… собрать… мысли.
— Помощь, — сказала Солнышко.
— Бесполезно звать на помощь, Солнышко, — остановил ее Клаус. — Никто нас не услышит.
— Помощь! — настаивала Солнышко. Она сняла с себя белый халат, широко разинула рот и, впившись зубами в материю, оторвала полоску. После чего протянула ее Вайолет.
— Лента, — выговорила она, и Вайолет устало ей улыбнулась. Непослушными пальцами она подвязала кверху волосы, чтобы не мешали, потом снова прикрыла глаза и кивнула.
— Я знаю… это глупо, — проговорила она. — Но, кажется, помогло, Солнышко. Клаус, продолжай связывать… резиновые бинты. Солнышко… можешь ты открыть… банку с супом?
— Трин, — ответила Солнышко, что означало «Да, я уже открывала такую банку, чтобы расшифровать анаграммы».
— Отлично. — Теперь, когда волосы у Вайолет были завязаны лентой, пусть даже ненастоящей, голос ее окреп и звучал увереннее. — Нам нужна… пустая жестянка… как можно… скорее.
Пока члены Г.П.В. распевали свою жизнерадостную песню, Бодлеры трудились, не теряя ни минуты. Клаус вскрыл коробку с резиновыми бинтами и начал их связывать. Солнышко начала грызть верхушку банки с супом, а Вайолет подошла к раковине и поплескала себе на лицо, чтобы окончательно прийти в себя. К тому времени, когда волонтеры дошли до припева
у ног Клауса, свернувшись, точно змея, лежала длинная веревка из резиновых бинтов, Солнышко успела отгрызть верхнюю крышку суповой жестянки и вылить суп в раковину. Вайолет же с беспокойством уставилась на нижний край двери, из-под которой выползала тоненькая струйка дыма.
— Огонь добрался до коридора, — сказала она, и дети опять услышали рев, — и олафовский прихвостень тоже. У нас есть всего несколько минут.
— Веревка готова, — объявил Клаус. — Но как отвлечь толпу с помощью пустой жестянки?
— Теперь это не пустая жестянка, — объяснила Вайолет, — это уже поддельный динамик. Солнышко, сделай в донышке одну дырку.
— Пиетрисикамоллавиадельрехиотемексити, — отозвалась Солнышко, но все ж таки сделала, как просила Вайолет, — проткнула самым острым зубом дно жестянки.
— Теперь, — продолжала Вайолет, — поднесите ее к окну. Встаньте так, чтобы вас не было видно. Там должны думать, будто мой голос идет из динамика.
Клаус и Солнышко поднесли пустую жестянку из-под супа к окну, и Вайолет засунула в нее голову, как в маску. Она глубоко вздохнула, собирая все свое мужество, и заговорила. Голос ее, проходя через банку, звучал слабо и хрипло, как будто она говорила через фольгу, чего, собственно, Вайолет и добивалась.
— Внимание! — объявила Вайолет, опередив волонтеров, которые как раз собирались запеть куплет про ветеранов, заболевших корью. — Говорит Бэбс. Маттатиас ушел в отставку по личным причинам, я снова — Зав Человеческими Ресурсами. Убийцы и поджигатели Бодлеры замечены в недостроенном крыле больницы. Нам требуется помощь всех и каждого, чтобы наверняка не дать им сбежать. Прошу немедленно перейти туда. На этом все. Вайолет вытянула голову из жестянки и взглянула на брата с сестрой.
— Как вы думаете — сработает?
Солнышко открыла рот, чтобы ответить, но остановилась, услышав голос бородатого волонтера.
— Слыхали? — сказал он. — Преступники в недостроенной половине. Все туда!
— Может, кому-нибудь из нас лучше на всякий случай остаться тут и покараулить? — Бодлеры узнали голос Хэла.
Вайолет опять засунула голову в банку.
— Внимание! — объявила она. — Говорит Бэбс, Зав Человеческими Ресурсами. Ни один не должен оставаться у главного входа. Это опасно. Немедленно переходите к недостроенному крылу. На этом все.
— Так и вижу заголовок, — произнесла репортерша из «Дейли пунктилио»: —
В толпе раздались одобрительные возгласы, затихавшие по мере того, как толпа удалялась от входа.
— Сработало, — проговорила Вайолет. — Мы их провели. Мы не хуже Олафа научились дурачить людей.
