Лев окинул взглядом улицу, отсвечивающие золотом поребрики...
— Я бы сказал, судя по виду, намного лучше.
— Да уж. — Уил был одновременно и горд, и смущён. — Некоторые племена мудро распорядились доходами от игорных заведений, другие растранжирили их впустую. Позже, когда виртуальные казино стали более популярны, чем настоящие, пришёл крах, но такие племена, как наше, прекрасно справились с трудностями. Мы Высокая резервация. Тебе повезло, что ты не попал в какую-нибудь Низкую — они там с удовольствием продают беглецов охотникам за органами.
Лев, конечно, слыхал о пропасти, отделяющей богатые племена от бедных, но поскольку всё это находилось за пределами его собственного мира, он никогда особенно над этим не задумывался. Может, таким богатым людям ни к чему продавать беглецов. И всё же он не разрешает искре надежды разгореться. Он уже давно понял, что надежда — это роскошь, которую человек вне закона не может себе позволить.
— Одним словом, — продолжает Уил, — моё племя изучило законы и знает, как их использовать. Если уж на то пошло, то мой отец — юрист, так что наша семья довольно зажиточная. Мама заведует педиатрическим отделением в клинике, уважаемая личность в резервации. К нам на лечение привозят детей из богатых племён со всей Северной Америки.
Леву кажется, что в голосе Уила звучит ирония, но стесняется задавать ему дальнейшие вопросы. Мать часто говорила мальчику, что разговаривать о деньгах невежливо, особенно если ты не очень близко знаком с человеком. Но с другой стороны, услышав игру Уила, Лев чувствует, что знает этого парня гораздо лучше, чем кое-кого из членов собственной семьи.
Уил останавливается перед маленькой витриной в конце улицы. На резной дубовой табличке значится: «Лютье». Уил дёргает за ручку, но дверь на замке.
— Хм. Хотел познакомить тебя с моей невестой, но она, кажется, ушла на перерыв.
— С невестой?
— Ну да. У нас такие обычаи.
Лев поднимает глаза на табличку над дверью и чувствует себя сущим невеждой.
— А... что такое «лютье»?
— Мастер, изготовляющий струнные инструменты. Уна на обучении у лучшего мастера резервации.
— А что, у вас их много?
— Вообще-то наше племя специализируется на этом.
Уил оглядывается, явно разочарованный, и Лев догадывается, что парень не столько хотел показать ему посёлок, сколько показать его, Лева, своей невесте.
— Ну что, пошли домой? — спрашивает Уил.
Но Леву надоело сидеть дома и только знать дрыхнуть. К тому же, если прошение удовлетворят, резервация может стать его домом. При этой мысли мальчика охватывает странный трепет: радостное ожидание мешается со страхом перед будущим, таким новым и неизвестным. В его прежней жизни не было ничего неизвестного, всё было расписано на годы вперёд, так чтобы ему никогда не нужно было задумываться над выборами и альтернативами. Зато сейчас у него столько альтернатив, что голова кругом.
— Покажи мне ещё. Школы, например. В какой школе я буду учиться?
Уил трясёт головой и смеётся:
— Слушай, да ты и впрямь ничего про нас не знаешь!
Лев не удостаивает его ответом, просто ждёт объяснений.
— Малыши учатся всему, что необходимо, у членов своего рода и старейшин, — объясняет Уил. — Потом, когда выясняется, к чему их влечёт и к чему у них есть способности, они поступают на обучение к мастеру выбранной профессии.
— А это не слишком узко — сосредоточиться лишь на одном и только этому и учиться?
— Мы учимся многому у многих, — возражает Уил, — в отличие от вашего мира, где одни и те же люди учат вас одному и тому же.
Лев кивает, поняв суть его рассуждений.
— И в той, и в другой системе есть как достоинства, так и недостатки.
Лев думает, что Уил сейчас пустится защищать традиции своего племени, но тот говорит:
— Согласен. — И, помолчав, добавляет: — Мне не всегда нравится, как то или иное у нас устроено, но наша система обучения подходит для нас как нельзя лучше. После нашей школы многие спокойно поступают в университет. Мы учимся, потому что хотим учиться, а не потому что так надо. Поэтому мы учимся быстрее. И основательнее.
Но тут за спиной Лева раздаётся юный, звонкий голос:
— Чоуилау?
Лев оборачивается и видит троих детей, примерно десяти лет от роду — те стоят, устремив на Уила восхищённые взгляды. Мальчик, который обратился к Уилу — худющий, как стрела, и такой же напряжённый. На его лице умоляющее выражение.
— Что-то не так, Кели? — спрашивает Уил.
— Нет... просто... Старейшина Муна спрашивает — ты нам не поиграешь?
Уил вздыхает, но улыбается, как будто он и раздосадован, и польщён одновременно.
— Старейшина Муна в курсе, что мне не разрешается играть просто так. Только тогда, когда это необходимо.
— Это необходимо. Вот, видишь — Нова, — говорит Кели, указывая на девочку, стоящую рядом с ним, потупив глаза. — С того самого времени, как её отец поменял своего духа-хранителя, её родители ругаются и ругаются.
— Плохо, — выпаливает Нова. — Ма говорит, она выходила замуж за орла, а не за опоссума, но в их офисе все бухгалтеры были опоссумы, кроме па. Ну, вот они сейчас и ругаются.
Лева так и подмывает расхохотаться, но он сдерживается — тут, кажется, дело нешуточное.
— Так может, мне поиграть твоим родителям, а не тебе? — спрашивает Уил.
— Они не станут просить об этом, — отвечает Нова. — Но, может, то, что ты дашь мне, как-нибудь перейдёт на них?
Уил смотрит на Лева и пожимает плечами.
— Только не слишком долго, — соглашается он. — Нашему новому
Лев недоумённо смотрит на него.
— «Мапи» означает «упавший с неба». Так мы зовём сбежавших от расплетения: они залезают на стену, а потом прыгают вниз, в резервацию, как будто с неба сваливаются.
Старейшина Муна, женщина с белыми волосами, встречает их у двери в нескольких кварталах от мастерской гитарного мастера. Она обеими руками пожимает ладонь Уила и спрашивает, как дела у его родителей. Лев окидывает взглядом круглое помещение с множеством окон. Карты на стенах и компьютеры на столах делают его похожим на классную комнату, с той только разницей, что все собравшиеся здесь дети — их примерно десяток — заняты каждый своим делом: двое спорят над улиткой на одном из экранов; один мальчик водит пальцем по карте Африки; четверо других репетируют пьесу, судя по всему — «Макбета», если только, конечно, Лев точно помнит уроки английской литературы; остальные играют на полу в какую- то сложную игру с горками камешков.
Старейшина Муна хлопает в ладоши, и все детишки в ту же секунду устремляют на неё взгляды, видят Уила и окружают его. Он прогоняет их, и те табунком несутся в центр зала, распихивают друг друга локтями, в стремлении занять лучшее место на полу. Уил присаживается на табурет, и ребята кто во что горазд выкрикивают названия своих любимых песен. Но старейшина Муна призывает всех к порядку, подняв вверх ладонь.
— Сегодня дар предназначен Нове. Ей и выбирать.
— Песню вороны и воробья, — произносит Нова, стараясь за торжественным тоном спрятать свою радость.
Песня сильно отличается от того, что Уил играл для Лева. Она бодрая и весёлая. Наверно, и
