лестницы, никто не узнает, где он находится.
– Но почему он прячется? Что он замышляет? – сказала Вайолет.
– Это как раз то, чего мы не знаем. Но даю слово, ответ кроется за этими раздвижными дверями. Давайте поглядим, что там за второй парой дверей. Если мы увидим веревки и тросы, о которых ты только что нам рассказывала, мы поймем, что этот лифт настоящий. Если же нет, то…
– Убедимся, что мы на верном пути, – закончила за Клауса фразу Вайолет. – Не будем терять время. Идем посмотрим сейчас.
– Если мы решим идти прямо сейчас, делать это надо очень быстро. Сомневаюсь, что Скволоры разрешат троим детям болтаться возле шахты лифта. И совать нос куда не следует.
– Но все же стоит рискнуть, коли это поможет разгадать план Гюнтера, – сказала Вайолет.
Тут я должен с сожалением признаться, что все это, как потом выяснилось, не стоило риска. Бодлеры, конечно, знать этого не могли. И потому, согласно кивнув, двинулись на цыпочках к выходу из пентхауса. По пути они осторожно оглядывали все комнаты, прежде чем пройти через них, на случай, нет ли там Скволоров. Но Джером и Эсме, очевидно, проводили вечер в другом конце квартиры, так как ни от шестого по важности советника, ни от ее мужа не было ни слуху ни духу, и дети благополучно добрались до выхода. Они очень надеялись, что дверь не скрипнет, когда они распахнут ее. И надо сказать, им повезло – скорее всего в моде были бесшумные шарниры, и потому Бодлеры совершенно беззвучно выскользнули из квартиры и опять же на цыпочках подошли к двум парам раздвижных дверей лифта.
– А как мы узнаем, какой лифт настоящий? – шепотом спросила Вайолет. – Обе пары дверей абсолютно одинаковые.
– Да, об этом я не подумал, – растерялся Клаус. – И если один из них и вправду тайный проход, должен же быть какой-нибудь опознавательный знак.
Солнышко вдруг дернула сестру и брата за штанины брюк, что было для нее привычным способом без слов привлечь к себе внимание. Когда Вайолет и Клаус поглядели на нее, пытаясь понять, что она хочет сказать, она, по-прежнему молча, показала крошечным пальчиком на кнопки возле двух пар раздвижных дверей. Рядом с одним лифтом была одна кнопка со стрелкой «Вниз», а рядом с другим – они обратили на это внимание только сейчас – две со стрелками, указывающими «Вниз» и «Вверх».
– А для чего нужна стрелка «Вверх», когда мы и так на самом верхнем этаже? – шепотом спросила Вайолет и, не дожидаясь ответа, протянула руку и нажала на кнопку.
С тихим свистящим звуком створки раздвинулись, и дети осторожно заглянули в дверной проем. От того, что они увидели, у них перехватило дыхание, и они в ужасе отпрянули от лифта.
– Лакри, – произнесла Солнышко слово, означавшее что-то вроде: «Веревок там нет».
– Нет не только веревок. Там нет ни бесконечной цепи привода, ни кнопочной панели, нет электромагнитной тормозной системы. Я не вижу там даже платформы.
– Я это
«Липовый» в данной ситуации означает, что один какой-то предмет выдается за другой, как, например, тайный проход, на который сейчас глядели дети, выдавался за лифт. Слово это с равным успехом может означать: «самое ужасающее место из всех, когда-либо виденное Бодлерами». И пока дети стояли склонившись над дверным проемом, у них было ощущение, будто они стоят на краю гигантской скалы и с головокружительной высоты смотрят на разверзнувшуюся под ними бездну. Такой страшной и головокружительной пропасть казалась из-за беспросветного мрака. Шахта скорее напоминала колодец, чем туннель, колодец, уходящий в бездонную черноту, подобно которой дети ничего никогда не видели. Она была чернее, чем безлунная ночь, чернее, чем Мрачный Проспект в день их приезда, чернее, чем черная как смоль пантера, вся покрытая черным дегтем, пожиравшая черную лакрицу на самом глубоком дне Черного моря. Бодлеровским сиротам не могла приснится такая темень даже в самых страшных ночных кошмарах. Когда они стояли на краю этой невообразимо черной ямы, они чувствовали, что шахта лифта вот-вот поглотит их и они больше не увидят ни одного светлого пятнышка.
– Нам придется спуститься туда, – сказала Вайолет, почти не веря своим словам.
– Я не поручусь, что у меня хватит мужества, – ответил Клаус. – Погляди, какой там ужасающий мрак.
– Пралит, – заявила Солнышко, что в переводе означало: «Но это менее ужасно по сравнению с тем, что с нами сделает Гюнтер, если мы не разгадаем его намерений».
– А почему бы нам не пойти и не рассказать обо всем Скволорам? – спросил Клаус. – Тогда
– У нас нет времени на споры со Скволорами, – сказала Вайолет. – Каждая минута промедления продлевает страдания Квегмайров в когтях у Гюнтера.
– Но каким образом мы спустимся? – спросил Клаус. – Тут нет обычной лестницы и нет хотя бы складной. Я вообще ничего не вижу.
– Мы спустимся вниз по веревке, – ответила Вайолет. – Но вот где найти веревку в ночную пору? Скобяные магазины обычно закрываются в шесть часов вечера.
– Но у Скволоров в пентхаусе должны же быть где-то веревки, – сказал Клаус. – Давайте разбежимся сейчас и поищем. Через пятнадцать минут встретимся здесь. Вайолет и Солнышко не возражали, и Бодлеры тихонько отошли от лифта и на цыпочках вернулись в пентхаус. Они чувствовали себя настоящими взломщиками, когда, разделившись, начали обшаривать квартиру. Надо сказать, что в истории ограблений известно всего лишь пять грабителей, специалистов по краже веревок. Все пятеро были пойманы и отправлены в тюрьму. Именно по этой причине, к разочарованию Бодлеров, выяснилось, что их опекуны не запирают веревки просто потому, что веревок в доме нет.
– Я вообще не нашла никаких веревок. – посетовала Вайолет, встретившись с братом и сестрой. – Но зато взамен я нашла вот эти удлинители. Их вполне можно использовать.
– А я снял с нескольких окон шнуры от занавесок, – сказал Клаус. – Шнуры немного похожи на веревки, и я решил, что они нам пригодятся.
– Армани, – выпалила Солнышко и протянула целую охапку галстуков Джерома.
