в данном случае означает «полный воздушных шаров, неоновых ламп и противных официантов») был полон воздушных шаров, неоновых ламп и противных официантов. Раз уж Бодлерам удалось придумать, как выиграть немножко времени и побыть наедине, они должны были теперь использовать каждую секунду.
Глава восьмая
Когда по причине аллергии у человека распухает язык, бывает трудно разобрать, что он говорит.
— Тла-тла-тла-тла-тла, — проблеял Клаус, когда дети вышли из такси и направились к облупленной белой двери Тети-Жозефининого дома.
— Не понимаю. — Вайолет почесала на шее пятно, имевшее очертания штата Миннесота.
— Тла-тла-тла-тла-тла, — настойчиво повторил Клаус, то есть говорил он, вероятно, что-то другое, но я понятия не имею что.
— Не важно, не важно. — Вайолет открыла дверь и впустила внутрь брата с сестрой. — Теперь у тебя есть время закончить соображать то, что начал.
— Тла-тла-тла, — пролопотал Клаус.
— Все равно не понимаю. — Вайолет сняла пальто с Солнышка, потом с себя и бросила на пол. Как правило, пальто вешают на вешалку или убирают в стенной шкаф, но зудящая сыпь действует раздражающе и порой вынуждает забыть о подобных вещах. — Я склонна предположить, Клаус, что ты выразил согласие. А теперь, если тебе не нужна наша помощь, мы с Солнышком пойдем и примем содовую ванну, чтобы облегчить зуд.
— Тла! — выкрикнула Солнышко. Вообще-то она хотела крикнуть: «Ганз!», что приблизительно означало: «Вот хорошо! А то чесотка меня с ума сведет!»
— Тла. — Клаус энергично закивал и бросился бежать по коридору. Пальто он не снял, но причиной было вовсе не раздражающее действие аллергии. Просто он направлялся туда, где было очень холодно.
Открыв дверь в библиотеку, Клаус поразился, насколько там все изменилось. Ветер, предвещающий ураган, вышиб последние осколки оконного стекла, дождь намочил удобные кресла, оставив на сиденьях темные расплывшиеся пятна. Несколько книг, упавших с полок, отнесло ветром к окну, где они разбухли от воды. Редко бывает зрелище печальнее, чем погибшая книга, но Клаусу некогда было печалиться. Он знал, что вот-вот явится Капитан Шэм и заберет их отсюда, поэтому надо срочно приниматься за работу. Прежде всего Клаус достал из кармана записку Тети Жозефины, положил на стол и прижал книгами, чтобы не унесло ветром. Затем он поспешно перешел к полкам и начал изучать корешки книг, выбирая заглавия. Он остановился на трех: «Основные правила грамматики и пунктуации», «Руководство для продвинутого использования кавычек» и «Правильное написание всех, всех без исключения английских слов, существующих на свете». Каждая из книг была толщиной с арбуз, и Клаус зашатался под тяжестью всех трех. С громким стуком он брякнул их на стол, пробормотал себе под нос: «Тла-тла-тла, тла-тла-тла-тла», и, найдя перо, взялся за дело.
Обычно библиотека — очень подходящее место для работы в дневное время, но не тогда, когда окно выбито и близится ураган. Ветер становился все холоднее, дождь лил все сильнее, и в комнате становилось все неуютнее. Однако Клаус ничего этого не замечал. Раскрыв три выбранные книги, он делал обильные (иначе говоря, «многочисленные») записи и время от времени останавливался, чтобы обвести кружочком что-то из написанного Тетей Жозефиной. Уже засверкали молнии. И тут вдруг Клаус перестал писать и, сосредоточенно нахмурясь, начал вчитываться в записку. Потом написал два слова в самом низу письма. Он так углубился в свои занятия, что буквально подскочил в кресле, когда Вайолет и Солнышко вошли в библиотеку и окликнули его.
— Тла напугали тла! — вскрикнул он. Сердце у него колотилось, но язык стал менее неповоротливым.
— Прости, — сказала Вайолет, — я не хотела тебя напугать.
— Тла приняли тла ванну с пищевой содой? — осведомился Клаус.
— Нет, — ответила она, — не приняли. У Тети Жозефины нет пищевой соды, она ничего не печет, потому что не включает духовку. Но это не имеет значения. А вот что
— Тлаклятая грамматика, — ответил он, обводя рукой книги.
— Тла? — выкрикнула Солнышко, возможно желая сказать «гла?», что означало нечто вроде: «Зачем ты тратишь драгоценное время на грамматику?»
— Блатому, что я думаю, — нетерпеливо сказал Клаус, — тла Тетя Блазефина оставила нам в записке сообщение.
— Она чувствовала себя несчастной и выбросилась из окна, — возразила Вайолет, дрожа от ветра. — Какое тут может быть сообщение?
— В записке слишком много тламматических ошибок, — пояснил Клаус. — Тетя Жозефина любила тламматику и ни за что не сделала бы столько ошибок, если бы у нее не было причины. Вот этим я и занимаюсь — считаю ошибки.
— Тла, — сказала Солнышко, что значило приблизительно: «Продолжай, пожалуйста, Клаус».
Клаус стер капли дождя с очков и вгляделся в свои заметки.
— Так, мы уже знаем, тла первой фразе употреблено неправильное местоимение «ее». Думаю, это сделано для того, чтобы привлечь наше внимание. Но посмотрите на вторую блазу: «Моя душа оледенела, как оледенел Айг, жизнь стала нивыносимой».
— А правильно было бы «невыносимой», — подхватила Вайолет. — Ты нам уже это говорил.
— Не только это, — возразил Клаус, — «оледенела», «г» вместо «к» и вообще, по-моему, тут что-то не так. Помните, бла Жозефине хотелось думать, что ее муж находится там, где бла жарко.
— Верно, — подтвердила Вайолет. — Она говорила в этой самой комнате, что Айк любил солнце, и поэтому она представляет его в каком-то солнечном месте. Хорошо, у нас есть Айг, нивыносимая и холодное место, — перечислила она. — Но пока мне это ни о чем не говорит.
— Мне тоже, — сказал Клаус. — Но тласмотрите, что дальше: «безроботно плинимаю сваю учясть». Что ни слово, то ерунда.
— Не очень-то внятное сообщение, Клаус, — начала Вайолет.
— Погоди, дай мне закончить, — остановил ее Клаус. — Я нашел и другие тламматические ошибки. Когда она написала «чтоп отчаенная судьба сделала вдовицу такой нещастной, что превела к последней крайности», она нарочно поставила «п» вместо «б», «е» вместо «я», «щ» вместо «сч» и «е» вместо «и».
— Кайк! — пожаловалась Солнышко, что означало: «У меня уже голова от всего этого кружится!»
— У меня тоже, Солнышко. — Вайолет подняла с пола сестру и посадила на стол. — Но пусть он закончит.
— Остались тла ошибки. — Клаус поднял кверху два пальца. — Она вписала второе «р» в слово «выражая», а в последней фразе написала «папечение».
— Ну и что из этого? — задала вопрос Вайолет. — Что означают все ошибки?
Клаус улыбнулся и показал сестрам два слова, которые написал в самом низу записки.
— «ГИБЛАЯ ПЕЩЕРА», — прочел он вслух.
— Гиблая чик? — спросила Солнышко, желая сказать: «Гиблая — что?»
— Гиблая пещера, — повторил Клаус. — Если взять все ошибочные буквы подряд, «г» вместо «к», «и» вместо «е» и так далее, они составят именно эти два слова. Понимаете теперь? Тетя Жозефина делала грамматические ошибки нарочно, она
Клауса прервал сильнейший порыв ветра; ветер влетел в разбитое окно и тряхнул комнату, точно маракас (слово, означающее музыкальный инструмент из бутылочной тыквы типа погремушки, которым пользуются в Латинской Америке). Все в библиотеке дико загремело, кресла и скамеечки опрокинулись кверху ножками. Полки затрясло с такой силой, что самые тяжелые из книг сбросило вниз прямо в дождевые лужи. А бодлеровских сирот швырнуло на пол как раз в тот момент, когда молния прочертила темнеющее небо.
— Бежим отсюда! — скомандовала Вайолет, стараясь перекричать раскат грома, и схватила своих
