Зловещая лесопилка

глаза. — Вспомни, Клаус. Постарайся вспомнить. Что с тобой произошло, когда ты туда вошел?

— Не знаю, — сказал Клаус с сокрушенным видом. — Я помню, как пытался уговорить Чарльза не отводить меня к глазному врачу, но он все повторял, что врачи — мои друзья и мне нечего бояться.

— Ха! — произнесла Солнышко, что означало: «Ха!»

— А что было потом? — спросила Вайолет.

Клаус закрыл глаза и задумался:

— Мне и самому очень бы хотелось это знать. Но у меня как будто начисто стерли часть мозга. Войдя в дом, я словно заснул и проснулся только потом, на лесопилке. — Но ты не спал, — сказала Вайолет. — Ты бродил, как зомби. А потом из-за тебя произошел несчастный случай, и бедному Филу сломало ногу.

— Но я ничего этого не помню, — сказал Клаус. — Это как если бы я… — Его голос замер, а взгляд на мгновение устремился вдаль.

— Клаус? — с тревогой в голосе окликнула его Вайолет.

— Как если бы я был под гипнозом, — закончил Клаус. Он посмотрел на Вайолет, потом на Солнышко, и по его виду сестры поняли, что он что-то прикидывает в уме. — Конечно. Гипноз мог бы все объяснить.

— Я думала, гипноз существует только в фильмах ужасов, — призналась Вайолет.

— О нет, — возразил Клаус. — Как раз в прошлом году я читал «Энциклопедию гипноза». В ней описаны все известные в истории случаи гипноза. Был один древнеегипетский фараон, которого гипнотизировали. Стоило только гипнотизеру крикнуть «Рамзес!», и фараон принимался кричать петухом даже в присутствии всего двора.

— Это очень интересно, — сказала Вайолет, — но… — Один китайский купец, который жил во времена династии Линг, тоже подвергался гипнозу. Стоило только гипнотизеру крикнуть «Мао!», и купец принимался играть на скрипке, хотя прежде ни разу в глаза не видел этого инструмента.

— Истории, конечно, поразительные, — сказала Вайолет, — но…

— В Англии загипнотизировали одного человека, который жил в двадцатые годы двадцатого века. Стоило гипнотизеру крикнуть «Блумсбери», и тот неожиданно стал блестящим писателем, хотя вообще читать не умел. — Мази! — вмешалась Солнышко, что, пожалуй, означало: «Клаус, у нас нет времени выслушивать твои истории!»

Клаус улыбнулся.

— Извините, — сказал он, — но это была очень интересная книга, и я рад, что она оказалась как нельзя более кстати.

— А что в этой книге говорилось про то, как не дать себя загипнотизировать? — спросила Вайолет.

Улыбка исчезла с губ Клауса.

— Ничего, — ответил он.

— Ничего? — повторила Вайолет. — Во всей энциклопедии по гипнозу про это ничего не говорилось?

— Если и говорилось, то я не читал. Я думал, что самое интересное — это знаменитые случаи гипноза, поэтому про них и читал, пропуская все скучные места.

Впервые с тех пор, как они вышли из ворот лесопилки, бодлеровские сироты посмотрели на здание в форме глаза, а здание посмотрело на них. Клаус, конечно, увидел вместо офиса доктора Оруэлл большое размытое пятно, но его сестры увидели беду. Круглая дверь, выкрашенная в черный цвет, чтобы походить на зрачок глаза, казалась глубокой, бесконечной дырой, и у детей было такое чувство, будто они вот-вот в нее упадут.

— Я больше никогда не буду пропускать в книгах скучные места, — сказал Клаус и осторожно пошел в сторону здания.

— Ты ведь не собираешься туда входить? — скептически сказала Вайолет (слово «скептически» здесь означает «таким тоном, который давал Клаусу понять, что он ведет себя как дурак»).

— А что нам еще остается? — спокойно сказал Клаус.

Он стал ощупывать стену здания, чтобы найти дверь, и здесь мне хотелось бы ненадолго прервать историю бодлеровских сирот и ответить на вопрос, который вы себе задаете. Это очень важный вопрос, вопрос, который многие, многие люди задавали много, много раз во многих, многих местах по всему миру. Разумеется, его задавали бодлеровские сироты. Его задавал мистер По. Его задавал я. Его задала, перед своей безвременной кончиной, моя обожаемая Беатрис, хотя задала слишком поздно. Вопрос таков: Где Граф Олаф?

Если вы следите за историей трех сирот с самого начала, то вам известно, что Граф Олаф всегда шныряет поблизости от этих несчастных детей, строя злокозненные планы с целью прибрать к рукам состояние Бодлеров. В считанные дни после прибытия сирот на новое место Граф Олаф и его гнусные приспешники — здесь слово «гнусные» означает «ненавидящие Бодлеров» — обычно появляются на сцене, рыща неподалеку и творя подлые дела. И тем не менее он до сих пор не дал о себе знать. Поэтому я уверен, что, пока трое сирот нехотя направляются к офису доктора Оруэлл, вы непременно задаете себе вопрос, где же, в конце концов, находится этот презренный негодяй. Ответ таков: Очень близко.

Вайолет и Солнышко подошли к зданию в форме глаза и помогли Клаусу подняться по ступенькам, но, прежде чем они успели открыть дверь, зрачок распахнулся, и за ним показалась особа в белом халате с именным значком, на котором было написано:

Доктор Оруэлл была высокой женщиной со светлыми волосами, собранными на затылке тугим-тугим пучком. На ногах у нее были большие черные сапоги, а в руках она держала длинную черную трость с набалдашником, украшенным сверкающим драгоценным камнем красного цвета.

— Привет, Клаус, — сказала доктор Оруэлл, сдержанно кивнув Бодлерам. — Не ожидала увидеть тебя так скоро. Только не говори, что ты опять разбил очки.

— К сожалению, разбил, — сказал Клаус.

— Это очень плохо, — сказала доктор Оруэлл. — Но, на твое счастье, сегодня у нас гораздо меньше пациентов, так что входи, и я проведу все необходимые тесты.

Бодлеровские сироты нервно переглянулись. Они ожидали совсем другого. Они ожидали, что доктор Оруэлл окажется куда более зловещей фигурой, например переодетым Графом Олафом или одним из его жутких помощников. Ожидали, что их втащат внутрь здания в форме глаза и, возможно, уже никогда не выпустят. Но вместо этого доктор Оруэлл оказался женщиной профессионалыно-врачебного вида, которая вежливо предложила им войти. — Пойдемте, — сказала она, указывая дорогу своей черной тростью. — Мой регистратор Ширли напекла печенья, так что вы, девочки, можете его поесть в приемной, пока я буду заниматься очками Клауса. Это займет гораздо меньше времени, чем вчера.

— Клауса загипнотизируют? — твердым голосом спросила Вайолет.

— Загипнотизируют? — повторила доктор Оруэлл, улыбаясь. — Боже мой, конечно нет. Гипноз существует только в фильмах ужасов.

Дети, конечно, знали, что это неправда, но заключили, что раз доктор Оруэлл думает, что это правда, значит, она скорее всего не гипнотизер. Они осторожно шагнули внутрь здания в форме глаза и следом за доктором Оруэлл прошли по коридору, украшенному медицинскими дипломами.

— Этот коридор ведет в мой кабинет, — сообщила она. — Клаус мне рассказывал, что он настоящий книгочей. Вы, девочки, тоже много читаете? — О да, — сказала Вайолет. Она начала успокаиваться. — Мы читаем везде, где удается.

— В книжках, — спросила доктор Оруэлл, — вам никогда не встречалась поговорка «Мы ловим мух на мед, а не на уксус»?

— Тузмо, — ответила Солнышко, что означала нечто вроде: «Не припоминаю ».

— Про мух я прочла не так много книг, — призналась Вайолет.

— Видите ли, на самом деле это выражение относится вовсе не к мухам, — объяснила доктор Оруэлл. — Это иносказание, и означает оно вот что: речами сладкими, как мед, гораздо быстрее достигнешь желаемого, чем словами горькими, как уксус.

— Это интересно, — сказал Клаус, недоумевая, почему доктор Оруэлл заговорила на эту тему.

— Полагаю, вы недоумеваете, почему я заговорила на эту тему, — сказала доктор Оруэлл, задержавшись у двери с табличкой «Приемная». — Но думаю, очень скоро вам все станет ясно. А сейчас,