упорствуете, будем предъявлять вам фактические улики.
— Ваше право. Но предъявить улики и доказать вину — это разные вещи, — ответил подследственный, и у него снова дрогнул голос.
— Докажем вину.
Однако делать это было непросто. Главная задача состояла не в том, чтобы доказать вину Роменского. Надо было раскрыть его шпионские связи и разоблачить сообщников. Появление Роменского на квартире Алферова, непонятные заметки на найденных картах Москвы и Петрограда и собранные чемоданы могут служить лишь косвенными уликами. Если не будут найдены другие доказательства вины Роменского, эти улики так и останутся лишь на грани подозрения.
Из Всеросглавштаба раздавались звонки. Военное начальство требовало объяснить причину задержания ответственного работника штаба.
— К вам товарищ Ладыженский, — доложил Нифонтов. — Требует немедленно принять.
— Немедленно? — переспросил Менжинский. — Что ж, просите нетерпеливого товарища.
Да, это был тот самый Ладыженский. «Трепаный» — выплыла вдруг в памяти кличка, которой наградили эсера ярославские филеры.
Сейчас бы они такой клички не дали. С того времени, как последний раз Менжинский встречался с ярославским знакомым в Петрограде, тот еще больше преобразился. Теперь у него были коротко подстриженные волосы с благородной сединой на висках и приметная львиная посадка головы. Одет Ладыженский был во френч добротного темно-зеленого сукна, перепоясанный блестящими портупейными ремнями. На поясе у него красовался крохотный браунинг, который можно было, наверное, лучше всего использовать как мухобойку.
— По какому праву? — сразу же от двери заговорил Ладыженский. — По какому праву вы арестовываете ответственного сотрудника Всеросглавштаба?! Это произвол и беззаконие.
— Прошу садиться, — не обращая внимания на горячую тираду, предложил Менжинский. — Мы ведь с вами давно знакомы.
— Какое это имеет отношение к делу?!
— Почему же не имеет? Чем дольше человека знаешь, тем больше его узнаешь.
Ладыженский сел на стул и нервно дернул шеей.
— Прошу объяснить причины ареста Роменского.
— Так вот что вас ко мне привело!.. Будьте любезны, предъявите ваши полномочия.
— Какие полномочия? — растерянно спросил Ладыженский. — Я сотрудник товарища Троцкого.
— Я знаю вас как левого эсера. Как члена партии политических авантюристов, ответственных за события шестого июля и покушения на товарища Ленина… Прошу предъявить документы.
Сердито сопя, Ладыженский отстегнул клапан верхнего кармана френча.
— Пожалуйста… Вот мое служебное удостоверение… Я не понимаю. Мы же с вами давно знакомы, товарищ Менжинский.
— Приношу извинения, но вы только что заметили, что данное обстоятельство не имеет отношения к делу… Конечно, неприятно, когда в тарелку с супом попадает волос, если даже этот волос с головы знакомой женщины, — добавил Менжинский, внимательно прочитал поданное удостоверение и вернул его визитеру. — Вот теперь я убедился, что вы работник Троцкого.
— К вашему сведению я уже год назад отошел от партии эсеров, — сказал Ладыженский. — Я порвал с этими предателями революции и сделал об этом письменное заявление. Я осудил свои собственные заблуждения…
— Какой же вы теперь партии придерживаетесь?
— Позвольте, но это уже допрос? Какое вы имеете право?
— При допросе предъявляется обвинение и ведется протокол, Ладыженский… Мы с вами беседуем просто как старые знакомые. Так к какой же партии вы сейчас принадлежите?
— Я стою на большевистской платформе.
— Ясно. А голова у вас от таких крутых поворотов не кружится?
— При чем тут повороты? — задиристо вскинулся Ладыженский.
— Пожалуй, справедливо заметили. Повороты тут действительно ни при чем. У вас ведь их, собственно говоря, и не происходило. Каким вы были, таким и остаетесь, — сказал Менжинский, помедлил, вглядываясь в насторожившееся лицо Ладыженского, и поставил точку. — Эсером. Так вас интересуют обстоятельства ареста Роменского?
— Да, Роменского.
— Почему только Роменского? А основания для ареста военнослужащих Миллера, Сучкова, Ступина Всеросглавштаб не интересуют? А других заговорщиков подпольной армии, схваченных с поличным?
— Я выполняю служебное задание. Если вы отказываетесь отвечать на мой вопрос, прошу разрешить мне уйти.
«Струсил, — подумал Менжинский. — Уж не к нему ли тянется ниточка от Роменского?»
— Данные предварительного расследования сообщить не имею права. Но основание для ареста Роменского скажу — обвинение в шпионаже.
— Это чудовищное недоразумение!
— Роменский тоже пытается нас в этом уверить.
— Я убежден в его невиновности… Он знающий и преданный работник.
— Мы во всем разберемся.
— Понятно, — сказал Ладыженский, встал и привычно одернул френч. — А вы подумали о последствиях, товарищ Менжинский? Подобное обвинение бросает тень на работников высшего руководящего органа Красной Армии, героически сражающейся с Деникиным.
— Не надо, Ладыженский. Англичане не советуют швыряться камнями тому, у кого дом со стеклянной крышей… Если бы это была только тень… Материалы, которыми мы располагаем, дают основание подозревать крупное шпионское гнездо в Росглавштабе.
— Это немыслимо! За клеветнические утверждения вы будете нести персональную ответственность. Пока вина не доказана, я требую освободить Роменского. Не забывайте, что Особый отдел, кроме ВЧК, подчиняется и Реввоенсовету.
— В первую очередь я подчиняюсь партии, Ладыженский. Партии большевиков.
— Значит, вы отказываетесь выполнить указание товарища Троцкого?
— Отказываюсь. И вину Роменского докажу. А также и вину всех остальных шпионов, орудующих в Росглавштабе. Можете быть свободны.
Ладыженский встал и почти строевым шагом удалился из кабинета.
— Сердитый товарищ, — сказал вошедший Нифонтов. — С чего это он так, Вячеслав Рудольфович?
— Случается, Павел Иванович. Говорят, что ничем нельзя человека так оскорбить, как правдой… Лиса меняет хвост, а не нрав. А когда она вдобавок еще начинает читать проповеди, надо лучше сторожить гусей. Что у вас?
— У Ступина хворь объявилась. Сегодня врача потребовал.
— Что же за хворь?
— Распространенная… Сифилис. Врач сказал, что будет лечить. Вовремя, говорит, подследственный спохватился… Скис Ступин, Вячеслав Рудольфович. Заявил, что будет давать искренние показания.
— Наконец-то, — облегченно вздохнул Вячеслав Рудольфович. — Покорнейше прошу, все протоколы допросов сразу же ко мне.
— Ясно…
— Ваши как дела?
— Спасибо вам, Вячеслав Рудольфович… Во все стороны письма насчет моего Федюшки пошли. Может, еще отыщется.
— Я уверен, что найдется, Павел Иванович.
