На Андрея Аверьяновича смотрело несколько пар глаз. С любопытством, настороженно, а один парень в серой сванской шапочке с явной неприязнью. От этого холодного, злого взгляда Андрею Аверьяновичу сделалось неуютно, и он отвернулся.
— Цеури на ферме, — сказал ему Васо, — сейчас за ней съездят.
Фидо остался, а за руль сел один из стоявших рядом мужчин. Рядом с ним устроился парень в серой сванке, и «газик», рванув с места, перескочил по мосту на ту сторону реки и скрылся за увалом. Через минуту он вынырнул уже далеко, на дороге, уходящей в одно из ущелий.
Следователь и Андрей Аверьянович поднялись на второй этаж, в кабинет председателя сельсовета.
— Это недалеко, сейчас привезут, — сказал Зураб Чиквани, устраиваясь за столом.
Андрей Аверьянович подошел к окну и смотрел на башни, теснившиеся на той стороне реки. Одна из них была необычна — вдвое шире других. Целая крепость, в которой, наверное, могла укрыться половина селения. К ней, точно к матке, жались остальные. Здесь строительный сланец был темный, почти черный, и башни стояли печальные, словно оделись в траурные одежды. Они напоминали местных женщин, которые круглый год ходят в черном.
«Газик» действительно вернулся быстро, в комнату вошла высокая синеглазая девушка в темной косынке. На щеках и на носу кожа у нее была болезненно-розовая, словно после ожога. Андрей Аверьянович вспомнил рассказы о том, как обжигает горное солнце неосторожных туристов, и подумал, что Цеури, видимо, тоже не остереглась. Высота здесь уже приличная, селение стоит на отметке 2200 метров над уровнем моря, пастбища еще выше. Странно, конечно, что это случилось с местной жительницей, Чтобы разрешить недоумение, он все-таки спросил у девушки:
— Что с вами — ожог горным солнцем?
Цеури смутилась и от корней волос до шеи залилась краской.
— Это они так веснушки сводят, — ответил Зураб Чиквани, — уксусной эссенцией.
— Очень же больно, — Андрей Аверьянович с сочувствием посмотрел на девушку.
— Конечно, больно, — подтвердил Чиквани. — Хочешь быть красивой — терпи. Вот они и терпят… Садись, Цеури, допрашивать тебя буду. Отвечай правду. За ложные показания будешь нести уголовную ответственность…
Настороженно поглядывая на Андрея Аверьяновича, Цеури Шуквани села к столу.
— На допросе, — следователь заглянул в свои бумаги, назвал день и число, — ты показала, что в тот вечер, когда был убит Давид Шахриани, вы собирались на площадке возле сельсовета.
— Да, да, — Цеури покачала головой.
— Подтверждаешь?
Она сказала, что подтверждает.
— Там были и Давид, и Алмацкир Годиа, — продолжал следователь, — которые потом ушли вместе. Так?
И это Цеури подтвердила.
— А до того, как они ушли, ты с Алмацкиром сидела на порожках лестницы. Сидела?
Андрей Аверьянович видел лицо девушки сбоку: тонкий профиль, широко открытый глаз, в котором, как ему показалось, метнулся испуг.
Следователь ждал, она молчала.
— Вы с Алмацкиром сидели на порожках? — повторил Зураб Чиквани.
— Н-не помню, — выдавила девушка.
— Все, кто там был, помнят, а ты забыла, как же так? — удивился следователь.
— Давно было, — тихо сказала Цеури.
— Ну, это ты зря, не так уж и давно. Чтобы ты припомнила, я помогу. Ты Алмацкиру на ногу наступила, а он тебе. Помнишь?
Девушка молчала, глаза ее наполнились слезами.
— Постарайся вспомнить, — прямо спросил следователь, — во что был обут Алмацкир. Что у него было на ногах? Это очень важно.
Цеури опустила голову и кончики косынки поднесла к глазам — сначала к одному, потом к другому.
— Не помню, — чуть слышно сказала она.
— Как же ты могла забыть? — Следователь нахмурился. — Ты же не старуха, склероза у тебя нет, почему забыла?
Андрей Аверьянович был убежден, что она все помнит, но почему-то не хочет говорить. Почему? На этот вопрос нужно бы поискать ответ следователю. Он, кажется, тоже понял, что эта забывчивость свидетельницы имеет странный характер, и попытался добиться ответа, задавая новые вопросы, но успеха не имел.
Когда Цеури ушла, он виновато посмотрел на Андрея Аверьяновича и развел руками.
— Странно вела себя свидетельница. Может быть, вас стеснялась?
Андрей Аверьянович усмехнулся.
— Непохоже.
На площадке заработал мотор. Андрей Аверьянович посмотрел в окно. В кузов «газика» садилась Цеури, вслед за ней рядом с шофером опять сел парень в серой сванке.
— Кто это ездил за ней, — спросил Андрей Аверьянович, — не шофер, а другой, в круглой шапочке?
— Это Леван Чихладзе.
— Тот самый, которого убитый брал за грудки?
— Да, да, тот самый.
Андрей Аверьянович вспомнил свидетельство старика Чхумлиани, приходившего на площадку перед сельсоветом со своим чуниром. Старик показал, что вскоре после того, как ушли Давид и Алмацкир, он тоже отправился домой. Чихладзе провожал его до самого дома и пробыл у него допоздна: ловили свинью, вырвавшуюся из загона, потом, водворив ее на место, выпили по стаканчику-другому араки. Расстались около полуночи. Алиби. Не мог Чихладзе быть в двух местах одновременно.
— Свидетель Чхумлиани не мог чего-нибудь забыть, напутать? — спросил Андрей Аверьянович.
— Насчет чего напутать?
— Во времени не мог ли ошибиться? Не ушел ли от него Чихладзе раньше, чем он показывает?
— Нет, не думаю. Чхумлиани старик еще очень крепкий, он нам с вами сто очков вперед даст. И память у него ясная, и зубы все целы, и жена почти вдвое моложе его. Он все помнит, ничего не спутает… А почему вы это спрашиваете?
— Чихладзе мне не нравится, — откровенно признался Андрей Аверьянович.
— Вах, мы с вами юристы, — следователь снисходительно усмехнулся, — понимаем, что «нравится — не нравится» к делу не подошьешь. Мне он тоже не понравился, на допросе держался нагло, дерзил, но у него алиби. Не только старик Чхумлиани, но и его жена подтвердила, что Чихладзе был у них: пришел вместе с ее мужем, ушел поздно.
— М-да, — Андрей Аверьянович вздохнул, — вы, конечно, правы.
Обедать отправились к Николозу Цихели. Старый друг Васо, альпинист и горнолыжник, Николоз добрый десяток лет руководил туризмом в горном районе, а сейчас ушел на покой и жил в этом селении, перестроив на современный лад родительский дом.
— До обеда я хотел бы побывать на том месте, где случилось убийство, — сказал Андрей Аверьянович.
— Это недалеко от моего дома, если хотите, поедем все вместе, — предложил Николоз.
Забрались в «газик» и поехали. Через реку по деревянному мосту, к верхнему селению и сквозь него по узким горбатым улочкам, мимо старых, сложенных из темного камня домов и стен, мимо башен, которые возвышались над этими домами и стенами. В одном месте машина прошла под каменной аркой, служившей основанием для башни, в другом едва протиснулась в кривом переулке. Рядом, вокруг было материализованное средневековье, его можно было и видеть и осязать, в него можно было войти.
И в самом деле, навстречу машине из-за поворота вышли два массивных вола. Черные, с белыми
