противостоит Истории, а Игра. Мы знаем, что обозначает это противопоставление. И мы обладаем совсем другой технологической мощью. Это касается и индустриальных технологий, и многого другого. В том числе и тех гуманитарных технологий, создание которых как раз и породило возможность для Другого противопоставить Игру — Истории.
В этой ситуации суть схватывается только через особый синтез частного и общего. Сколько ни анализируй феномен Другого с общих позиций — суть останется недовыявленной. Ибо общие позиции — дитя того мира, который мыслит Историю как нечто всеобъемлющее и безальтернативное. Что же делать?
Особым образом соединять частное и общее, противопоставлять Игре новый концептуально- аналитический метод.
Внимательное вглядывание в частный косовский прецедент может выявить то, что общие рассуждения не выявят. Если, конечно, вглядываться, используя соответствующую интеллектуальную оптику. Попробуем это сделать.
Для начала — откажемся от подхода, согласно которому все уже состоялось. Такой подход предполагает, что косовская игра сыграна. Что Россия уже дала свой ответ на эту игру в Южной Осетии и Абхазии. Что тем самым правомочность косовского посягательства на проект «Модерн» подтверждена всеми игроками, включая тех, которые перед этим сопротивлялись.
На самом деле, никакого реального стратегического ответа на Косово Россия пока что не дала. Ее вынудили преступными залпами по Цхинвалу дать ответ сугубо тактический и ситуационный. Россия отреагировала на происходящее как справедливо возмущенный сосед, у которого, помимо всего прочего, убили его солдат и граждан. Россия, кроме этого, конечно же, показала, что не приемлет мир, в котором одна супердержава нарушает все правила, включая исключительно важное для Модерна правило, согласно которому целостность национального государства не должна быть нарушена. А другие державы, и Россия в том числе, должны молиться на это правило там, где это им предписано, и в той мере, в которой это предписано. Россия, наконец, проблематизировала итоги распада СССР и правомочность созданных этим распадом конфигураций, игнорирующих ту реальность, которая существовала до создания СССР, историю макрорегиона и многое другое. В том числе и многие императивы права.
Но все это — важные и иногда даже судьбоносные для России частности. Обращая на них должное внимание в аналитике, касающейся соответствующих проблем, мы иначе должны из то же самое посмотреть, занимаясь аналитикой развития. То есть самой масштабной из всех возможных аналитик. Мы не исповедуем при этом двойных стандартов. Скорее, речь идет все о том же известном из квантовой механики и порожденной ею философии принципе дополнительности.
Что же именно из него вытекает?
То, что с точки зрения политической историософии, войны за развитие, высокой глобальной политики Россия на Кавказе летом 2008 года всего лишь обозначила, что косовская игра не будет игрой в одни ворота. После чего все оказалось подвешено. Те, кто затеял косовскую игру, считали, что «накачка неопределенностью» общемировой ситуации отвечает только их интересам. А Россия и другие игроки побоятся накачать ситуацию еще большей неопределенностью, да еще рядом со своими границами. А ну как эта неопределенность начнет просачиваться на российскую территорию — из Южной Осетии и Абхазии на Северный Кавказ и далее со всеми остановками.
Россия этого не побоялась. Теперь любители неопределенности должны просчитать сценарии, при которых накачивать ситуацию этой самой неопределенностью будут сразу несколько игроков. Такой учет новых сценариев — дело непростое и небыстрое. В сущности, Россией завоевана некая пауза — и макрорегиональная, и глобальная. Она завоевана дорогой ценой. Но в условиях погрома, учиненного Саакашвили летом 2008 года, другой возможности остановить «игру в одни ворота» у России просто не было.
Установив все это, мы обнаруживаем, что говорить о сыгранной игре (в смысле не просто большой, а высшей Игре) — рано.
Обнаружив это, мы должны описать сценарии ведущейся Игры. Ведущейся, а не сыгранной. Описывать сценарии сыгранной игры, переводя историю в сослагательное наклонение и рассуждая с позиций «а что могло бы быть, если бы…» — дело скучное и бесплодное. А вот если игра не сыграна, то возможные варианты ее дальнейшего развертывания описывать абсолютно необходимо. А как без этого?
В принципе, если есть История и Игра, то у любого субъекта, в том числе у России (если она субъект), есть следующие сценарии поведения.
Первый сценарий — включиться в Игру и войти в лагерь Другого, то есть в лагерь тех, кто отменяет Историю. Кто-то мог бы сказать, что Россия в Южной Осетии и Абхазии сделала именно это, но я уже показал выше, что речь идет не о парадигмальном выборе, а о ситуационном реагировании, пролонгации некоей паузы и т. д.
Если Россия хочет придать ситуационному парадигмальный смысл, то она, конечно, может, включаясь в Игру стратегически, заявить, что навязанный ей с помощью перестройки проект «Постмодерн» для нее органичен. И что она является чуть ли не флагманом всеобщей постмодернизации, объявившей войну Модерну.
С практической точки зрения это означает, что Россия должна дробить все целостности, которые для нее сколь-нибудь сомнительны, и выдирать из этих целостностей нечто «лакомое» для себя. Поскольку при этом целостность вообще отменяется, то Россия не собирает выдранные части сомнительных для нее геополитических целостностей в нечто новое, а плавает в волнах порожденного ею и другими хаоса. Если это что-то и напоминает, то много раз обсуждавшийся вариант так называемого «острова Россия», наиболее талантливо описанный еще в 90-е годы XX века покойным философом и политологом В.Цымбурским.
Что такое этот самый «остров Россия», за счет чего он отстоит себя от всеобщей и всеми поощряемой постмодернистской эрозии — я не понимаю. Сценарий этот считаю для России абсолютно губительным. Но оговорить его — моя неотменяемая аналитическая обязанность.
Второй сценарий — превращение паузы, завоеванной кавказскими действиями летом 2008 года, в новое интеллектуальное наступление. От тех, кто предложил косовскую игру, надо добиваться некоей интеллектуальной окончательности. Им надо сказать: «Видите, мы можем играть так же, как вы! И будем играть, если вы нам это навяжете. Но давайте вместе обсудим, что это за игра и к чему она приведет. Обсудим, не она ли привела к мировому эксцессу, именуемому «кризисом». Обсудим, что произойдет дальше, если эту игру продолжать. А главное — в чем суть игры? Мы все отказываемся от проекта «Модерн»? В пользу чего отказываемся? И в любом случае, надо же сделай» этот отказ достоянием человечества. Дальше двигаться в режиме недосказанности нельзя».
Возможна ли открытая дискуссия по данному вопросу? Я считаю, что возможна. Еще год назад она была бы гораздо более проблематичной. А сейчас мир пребывает в такой растерянности, что его готовность обсуждать собственные основания резко возросла. В любом случае — почему бы не попытаться осуществить нечто подобное? Предположим, что нам удастся это осуществить. Что тогда?
Тогда окажется, что часть Запада ПРЕДАЛА, да, именно предала свою историческую миссию, свое бремя, свою ответственность перед человечеством, свою роль и свой проект. Я имею в виду проект «Модерн». Но ведь ни Индия, ни Китай, ни многие другие страны, как мы уже убедились, это не предадут. И не все элиты Запада согласны на такое предательство.
А поскольку это так, то результаты дискуссии можно использовать для формирования определенной стратегии защиты Истории. Я называю такую стратегию консервативной. Ее суть такова: «Мы не хотим отказываться от Истории. У нас, как у консерваторов, нет нового исторического проекта. Но мы готовы отжимать до конца возможности имеющегося проекта. В любом случае, мы не примем отказа от данного исторического проекта, проекта «Модерн», не имея внятной проектной альтернативы. А постмодернистский произвол «a la Косово» мы воспринимаем как посягательство на высшую ценность — Историю».
Я не хочу сказать, что консервативная стратегия защиты Истории является единственно возможной. Но такая стратегия возможна наряду с другими. Предположим, что будет заявлена именно она. Что тогда? Тогда можно собирать вокруг себя союзников. И не по принципу «против» (например, против однополярного мира), а по принципу «за»: «За проект «Модерн»! За верность его неотменяемым прогрессистским гуманистическим ценностям!»
