злому еврейскому демиургу и жизни как его никчемному порождению.
Христианство минус «X». Чему равен «X»? Справедливости, состраданию, милости, суду, преображению, развитию, истории. Но ведь мало сказать «минус это». Надо еще сказать «плюс нечто другое». Минус «X» плюс «Y». Что такое «Y»? Танатос… Минус — зачем нужно? Чтобы кайфу жизни ничто не препятствовало. Устранили препятствие — получили смерть. Технология перестройки, она же «побуждение к превращению форм», она же Танатос, она же… Она же Тьма.
В самом деле, освободились от христианства ради не искаженной страданием светлой гармонии — Аполлона. Устранили все препятствия на пути к Аполлону! Убрали Разум (Сократа)! А получили-то Тьму (Диониса). «Минус препятствие» равно осуществлению того, что антагонистично заявленной цели. Минус «слеза ребенка» это — по факту — растерзанные в сериях этнических конфликтов дети. От Ферганы и Сумгаита — к Цхинвалу. Перестройка, что за твоими покровами?..
Перестройка коммунизма, перестройка христианства, перестройка античного гуманизма… Куда несешься ты, советско-антисоветская Прорва? КТО твой метафизический кучер?
Дают ли адресации к Платону и Плотину основания для таких реконструкций? Убежден, что да. Я люблю и Платона, и Плотина. Платона же — особенно. И ничуть не меньше, чем Блаженного Августина. Анализирую же я не «козни греков как таковых», а логику превращения «греков» в антибольшевистскую дубину. Логику Ницше и ВСЕХ, кто решит пройти подобным путем. Это я анализирую. И — макросоциальный контекст. Что же касается Платона и Плотина как таковых…
Платон — гений, открывший человечеству невиданные духовные высоты. Но для Платона любое Новое — это метафизический (и политический) бунт. Не высшая позитивная инстанция в творческом порыве нечто улучшает и развивает. Нет, отпадает человечество от Золотого века, портится все на свете: земной мир, космос в целом. Неизменными остаются некие интеллектуальные сущности — эйдосы. Да, есть нечто, изливающее на мир порции блага. Но мир эти порции может лишь проедать и, прощая, ухудшать. Чем грубее мир, тем меньше изливаемого блага ему достается. И тем ниже качество этого блага. А также тем быстрей оно проедается. Задача — проедать поэкономнее. И — сдерживать, сдерживать ухудшение мира. Потому что улучшение невозможно. Время лишь ухудшает мир.
Фактически говорится: «Так научимся же тому, чтобы замедлять это ухудшение, поелику возможно. Открыватели Нового? Новое — это хорошо забытое Старое. Новое — это ухудшенное Старое. Улучшить мир с помощью Нового нельзя. А вот ухудшить не только можно, но и… Нельзя не ухудшать мир новизной! Она на то и новизна, чтобы его ухудшать. Если хотим, чтобы мир ухудшался помедленнее, его нужно надежно оградить от Нового. И — от Времени, этого безжалостного, неумолимого ухудшителя».
Конечно же, у каждого свой Платон. Но если Платона надо использовать инструментально — для борьбы с большевизмом и его предтечами, — то веер толкований великой философии Платона резко сворачивается. И остается некая, вполне небезопасная назидательность: «Люди, бойтесь исторических бурь! Я их пережил и осознал, что дело это исключительно скверное и бессмысленное».
Платон не мог бороться с хилиазмом. Равно как и с заморочками Хрущева по поводу кукурузы. Ну, не было при нем хилиазма и Хрущева! Возник же хилиазм через тысячу лет после смерти уважаемого наставника.
Сделать Платона инструментом борьбы с хилиазмом можно только опираясь на то, с чем Платон реально боролся. Однако Платон не только боролся. Он истину, прежде всего, искал. Но борцам с хилиазмом нужен не Платон — искатель истины, а Платон — борец. Такой Платон есть! Его не надо выдумывать. Как есть Маркс-ученый и Маркс-борец, так и с Платоном. Только «с точностью до наоборот».
Платон боролся не с хилиазмом, а с разрушением патриархального порядка вещей под воздействием новых веяний, маркируемых, кстати, в числе прочего и самим появлением олимпийского пантеона. Платон не был банальным защитником греческого прошлого. Он не к Кроносу апеллировал. Он науку в египетских храмах постигал, науку того, как сдерживать исчерпание. Вы живете в мире Старого, он вас устраивает, этот устоявшийся мир. Потом — бац! — это чертово Новое… Тупой человек скажет — заговор. А гений? Гений будет искать источник напасти в самой природе вещей. И лекарство он там же будет искать.
Лекарством и впрямь стала теория. Платон понял, что в борьбе с такой напастью мифа уже категорически недостаточно. И — вот ведь масштаб какой! — сумел, отстаивая то, что базировалось на мифе, выйти в новое, постмифическое интеллектуальное пространство и ввести туда человечество. Гений Платона шлифовался в египетских храмах. Он дышал воздухом Атлантиды… Мол, греки — дети… А ведь каких только в мире не было катастроф! Так говорили Платону египетские жрецы. А он осваивал, перерабатывал, выходил на новые, немыслимые для жрецов обобщения. Гений Платона сумел выработать рецепты экономного обращения со смыслом в условиях исчерпания Старого и ради недопущения Нового.
Гений Платона мучительно искал способы сдержать исчерпание и способы обустройства в наличествующем, чей смыслопотенциал — почти на нуле. Если людей уже нельзя воодушевить — их надо организовать. Если мобилизация невозможна — нужен баланс и оптимизация. Вот что такое Платон-борец. Платон — гений борьбы за Старое. Нет кислорода Истории! Что делать? Учимся у Платона! А почему кислорода-то нет? Как его добыть? Этому нельзя учиться у Платона! Потому что это Платону чуждо и отвратительно. Платон боролся с Временем, противопоставляя ему Вечность, с изменчивостью, противопоставляя ей неизменное. Для этой борьбы он сконструировал свое статичное Трансцендентное, изгнав из него Историю. Учиться у Платона изгнанию Истории из сакралитета можно. Но только…
Что такое «сакралитет минус история»? Ясно, что это — не Шестоднев. А теперь перейдем от Платона как такового к Платону как инструменту. Прочесть Платона как инструкцию по борьбе с Новым и Историей, как панегирик Старому совсем нетрудно. А в нашем «прорвианстве», взыскующем охранительности, он так и будет прочитан. С умилительной поправкой на то, что охранять надо Ее Величество Прорву.
Мне ответят: «Неважно, что охранять, рецепты не меняются». Ну, не скажите. Система с антисистемным ядром — штука уникальная. Стабильность на периферии, хаос внутри… Попробуйте-ка это организуйте. Хоть по Платону, хоть по иной интеллектуально-политической схеме.
Элитные унитазы… Элитные презервативы! Элитнейшее христианство!.. Мало? Примордиальное христианство… Мало? Христианство минус Время, минус История… Как это прорвоохранительство адаптирует Платона к своим (конечно же, прорвой задаваемым) целям? Как объяснить — почему надо охранять… не жизненный космос, нет. Эту уникальную, Танатосом нашпигованную прорводействительность? Учимся у Платона освобождению от… рецедивов большевизма! Революционизма! «Учимся у Платона тому, чтобы было как есть и никто не возникал…» Тут что у Платона учись, что у жандарма… «Платон — уроки построения метафизической жандармерии»… Уже строили… Без Платона… Можно и с Платоном… Будет это называться «государство стражей»… Стражей — чего? Метафизических позывов братков?
«Даешь Платона! А еще Олимп! Не, лучше этого… Кроноса». В Европе были новые правые движения, призывавшие к отказу от христианства во имя возврата к аутентичной греческой античной традиции. Но у них хватало смелости идти до конца. И призывать откровенно (весь смысл был в этой откровенности) к «белой» реставрации во имя преодоления «красной» христианской заразы. Называлось это — группа «GRECE». Результат был не ахти какой и в интеллектуальном, и в политическом смысле. Но люди не прятались за авторитет Блаженного Августина. Они не превращали христианскую (красную) церковь в тайную обитель неких греческих (белых) истин. Они не готовились к книге «Русский орден внутри КПСС» добавлять книгу «Греческий античный орден внутри РПЦ». Они не создавали превращенных форм. Потому что хотели утвердить некую жизнь. И понимали, что превращение может утвердить только смерть и тление.
Здесь же — превращение на превращении сидит и превращением погоняет. КПСС как инструмент белогвардейских антикоммунистических сил… РПЦ как инструмент «GRECE»… Наших бы в это «GRECE»… Они бы быстро сделали его инструментом реализации идей халдейских магов… (шучу, конечно).
Плотин? Плотин — тоже великий автор… Тонкий, неоднозначный, глубокий. Уже додумавший до конца теорию своего предшественника и пришедший к концепции эманации. Он меньше, чем Платон, хочет размышлять об эффективном использовании все меньших количеств блага, изливаемого высшими сферами на оскудевающий мир. Он хочет как-то приблизиться к источнику и, значит, отдалиться от растущего несовершенства всего того, что наличествует.
Сделать из него антихилиастического жандарма наличествующего невероятно трудно. Но если
