Серебряковой дали поработать в соответствующих (тогда еще не вывезенных на Запад) архивах. Продираясь к смыслу сквозь иносказания и плохую литературу, можно что-то понять. Это что-то вертится вокруг образа Огня.
Булгаков пытался проникнуть в тайну сталинской революционной веры и написал ради этого пьесу «Батум» (первое название — «Пастырь»). В пьесе молодой Сталин поднимает тост за некое братство революционеров. Вот что булгаковский Сталин говорит об этом братстве:
Сталин. Ну, что же… По поводу Нового года можно сказать и в пятый раз. Хотя, собственно, я и не приготовился. Существует такая сказка, что однажды в рождественскую ночь черт украл месяц и спрятал его в карман. И вот мне пришло в голову, что настанет время, когда кто-нибудь сочинит — только не сказку, а быль. О том, что некогда черный дракон похитил солнце у всего человечества. И что нашлись люди, которые пошли, чтобы отбить у дракона это солнце и отбили его. И сказали ему: «Теперь стой здесь в высоте и свети вечно! Мы тебя не выпустим больше!» Что же я хотел сказать еще? Выпьем за здоровье этих людей! Ваше здоровье, товарищи!
Ну, вот… Так много сказано о каком-то «ордене меченосцев». А если верить Булгакову, речь идет о совсем другом ордене. Об ордене «огненосцев», который хочет отбить Солнце у дракона, некогда укравшего этот вселенский огонь у людей. Ясно, что солнце — это подлинная человеческая огненная творческая сущность. А дракон — то, что эту сущность отчуждает. Что Прометей, вернувший людям огонь, что орден огненосцев, освободителей огня…
О таком же акте возвращения огненного дара говорит Горький в легенде о Данко.
«Данко смотрел на тех, ради которых он понес труд, и видел, что они — как звери. Много людей стояло вокруг него, но не было на лицах их благородства, и нельзя было ему ждать пощады от них. Тогда и в его сердце вскипело негодование, но от жалости к людям оно погасло. Он любил людей и думал, что, может быть, без него они погибнут. И вот его сердце вспыхнуло огнем желания спасти их, вывести на легкий путь, и тогда в его очах засверкали лучи того могучего огня… <…>
— Что сделаю я для людей?! — сильнее грома крикнул Данко. И вдруг он разорвал руками себе грудь и вырвал из нее свое сердце и высоко поднял его над головой. Оно пылало так ярко, как солнце, и ярче солнца, и весь лес замолчал, освещенный этим факелом великой любви к людям, а тьма разлетелась от света его и там, глубоко в лесу, дрожащая, пала в гнилой зев болота».
Горький написал об огненном сердце Данко задолго до революции 1917 года. Булгаков вложил в уста Сталина слова о людях, вернувших человечеству Огонь творчества, похищенный драконом капитализма, в эпоху зрелого сталинизма.
А в 1925 году Назым Хикмет в своем стихотворении «Песня пьющих Солнце» предъявляет совершенно такую же, причем достаточно развернутую, метафизическую концепцию. Она заслужи вает того, чтобы быть развернуто процитированной.
Итак, «Песня пьющих Солнце»…
Эта песня — песня людей, пьющих Солнце из круглых кувшинов. Это — космы волос, водопадом огней обдающих шеи и спины. Это — огненный войлок гончих собак, догоняющих зверя воем, это — бешеный смерч на обугленных лбах босых медноногих героев. Я тоже с героями рядом шагал, я волосы солнечным светом обвил, по мосту, ведущему к Солнцу, гремел, трубил в разъяренные местью рога; я Солнце из круглых кувшинов пил, я песню с героями пел. <…> В нашем походе не нужно таких — скованных по рукам и ногам каторжной цепью слез родных, тоской по родным очагам. Нету места в нашей толпе тому, кто трусливо на Солнце щерится, тому, кто живет в пустой скорлупе своего одинокого сердца. А в этой расплавленной руде, вылитой Солнцем на нас, горит миллион кровавых сердец в этот восторженный час. Тот, кто с нами, всегда и везде сердце свое отдаст этой клокочущей руде, вылитой Солнцем на нас. Нападение на Солнце. Нападение на Солнце. Мы захватим Солнце! Мы захватим Солнце! Наши пращуры — железо, вода и огонь. Наши жены кормят Солнцем детей. Наши медные бороды пахнут землей, наша ладонь пропитана жирным потом полей. Наша радость густа и нагрета кровью, ею каждый путник повит, как горячее юношеское изголовье раздражением первой любви. Вскидывая крючья лестниц на звезды, ступая по черепам погибших друзей, мы подымаемся к Солнцу по воздуху баснословной ордою людей. Те, кто погибли, — погибли в борьбе. Солнце служит для них могилой. Их отвага гремит в боевой трубе, содрогаясь, как бычьи жилы. Нападение на Солнце. 
