Альтернативная культура. Энциклопедия

французском vauche (корова), кличка, само подозрение в употреблении которой стоило зеленщику Кренкебилю в рассказе А. Франса служебной карьеры;

— семантику мертвенной, парадной застылости: «На бочке верхом полицейский солдат, // Медной шапкой блестя, показался» (Некрасов, «О погоде», 1865), еще один словесный аналог М. — «фараон»;

— наконец, сатирические обертоны («Шведская спичка» А. Чехова, 1884), на зарубежной почве породившие эксцентрику копов у Мак-Сеннета, суетливо-глуповатых охранников порядка у Чаплина.

Отсюда невозможность появления образа смелого, предприимчивого сыщика, в отличие от западной культуры, в которой находится место как для частной инициативы (Арсен Люпен, Шерлок Холмс), так и для ее государственной версии (Дик Трейси, звероподобный «грязный Гарри» Каллаген параллельно с вполне корректными «новыми центурионами», неряшливым Коломбо или меланхоличным Мегрэ). У нас даже пионер ментовского дела, француз Видок, воспринимался Пушкиным как личность крайне одиозная, не то что у себя на родине, где его недавняя кинобиография лишь обобщила и визуализировала демонический, но в целом достаточно привлекательный имидж. В истории эта тенденция сыграла роковую роль: практическая ликвидация института ментов — жандармов ли, городовых — вызвавшая разгул криминального бесчинства, наряду с амнистией уголовных преступников во время Февральской революции (так называемые «птенцы Керенского») оказалась одной из причин революции Октябрьской.

С другой стороны, усилия, предпринятые советской культурной пропагандой с целью апологетики М., принесли свои плоды, спровоцировав в представлении обывателя эмоции скорее положительного толка. В начале этой своеобразной рекламной кампании находится даже не пресловутый Дядя Степа (впервые появившийся в стихотворении С. Михалкова в 1935 году в качестве «краснофлотца, самого главного великана» и обретший знакомую социальную функцию лишь 20 лет спустя), но тип «организатора быта», по выражению С. Лучишкина, в таком русле проинтерпретировавшего картину своего коллеги по авангардистскому ОСТу К. Вялова «Милиционер» (1923). Почти одновременно появляется эйзенштейновская «Стачка» (1925), восхитившая Л. Кулешова удачным обыгрыванием образа «русских жандармов в фуражках», которые, как оказалось, «могут быть фотогеничными, как ковбои в своих шляпах». Откуда — при всей разности интонаций — два шага до милицанера Д. Пригова (необходимый штрих пародийного микрокосма), до уважительного обрамления фигурами ментов (с вениками в руках) сцены банного отдохновения в одной из композиций «фантастического соц-арта» у Симы Васильевой (к слову, рисующей на кухонных досках), до ритуального культивирования митьками отдельных реплик ментовского сериала («дырку ты от бублика получишь, а не Шарапова»). Последнее корреспондирует нас к позднесоветскому телетворчеству, посвященному деятельности М. («Следствие ведут знатоки», 1971-1981, 2001; «Рожденная революцией », 1974-1977; но особенно — «Место встречи изменить нельзя», 1979). В литературной сфере достижения были более чем скромными. По словам исследователя этого жанра (ею названного «пастораль, оживленная трупами») Н. Ильиной, «наши сыщики — не частники, а сотрудники ответственных учреждений. Ирония, даже легкая, по их адресу неуместна».

Попытки героизации ментов в искусстве, предпринятые в последнее время (сериал, сопровождающийся красноречивым подзаголовком «Улицы разбитых фонарей» — знак укрощаемого ментами хаоса), небезуспешны, однако более распространена тенденция к растущей маргинализации этого образа, проецируемого в эстетизируемое прошлое (Фандорин, созданный Б. Акуниным, скорее напоминает утонченного денди: «гладкий проборчик волосок к волоску, холеные ногти, тонкие черные усы словно углем нарисованы») или детерминируемого тендерной принадлежностью (Каменская А. Марининой). Свежее слово в этом смысле удалось сказать лишь К. Муратовой с ее «Чувствительным милиционером»,неким Толей Курилюком, неспроста сравниваемым в фильме с «философом».

[О. Сидор-Гибелинда]

Милицанер

МИЛИЦАНЕР — сквозной образ в творчестве ведущего представителя российского постмодерна и концептуализма, поэта, прозаика и художника Дмитрия Александровича Пригова. Определяется автором как носитель идеи небесной государственности и медиатор между государством земным и небесным.

Но поскольку идеи небесной государственности в пределах земного государства невоплотимы, М. — герой культурный, страдающий. Наиболее ярко образ М. воплощен в сборнике «Апофеоз милицанера» (1978).

[Д. Десятерик]

СМ.: Митьки, Легалайз, Соц-Арт, Стёб, Цензура.

Минимализм

МИНИМАЛИЗМ (англ. minimal art)— направление в западном искусстве, преимущественно 1960-1970-х годов, делающее ставку на визуальный лаконизм, игру простейших форм и их сочетаний.

Само вещество минималистского произведения выдает его принадлежность к индустриальной цивилизации, но от плебейского оптимизма последней М. как раз и отрекается. На холсте — отказ и от буйной суггестии абстрактного экспрессионизма, и от околорекламной прямолинейности поп-арта; М., впрочем, не востребует и самих холстов, ограничиваясь миром пространственных объектов. М. вроде бы и созвучен эпохе, и одновременно негромок, медитативен, почти герметичен. Западноевропейский М. лишен американской монотонности, более асимметричен и экстравертен (Энтони Каро). В целом, «минимальные» произведения претендуют на самодостаточность, особую прозрачность в них растворенного смысла, чуть координируемого в отдельных случаях авторскими посвящениями — у Д. Флэвина, автора композиций-посвящений из флуоресцентных ламп (например, В. Маяковскому, 1987, или средневековому философу Оккаму, 1963). Представители М. работают также с деревом (монолиты Карла Андреа), войлоком (Роберт Моррис), металлом (Сол Левитт). В то время как многие, предшествующие и последующие модернисты пытались изобрести новый язык творческой коммуникации, авторы М. словно писали очень простые, но в то же время не предназначенные для повсеместного обихода тягучие, короткие фразы.

В литературе аналог М. — «конкретная поэзия» немецкоязычных стран 1960-х годов, разрушающая синтаксис стиха во имя освобожденной энергии отдельного, наиболее «конкретного» слова (X. Хассен- бюттель) — противоположно литературной практике внешне похожего Л. Рубинштейна в России, скорее тоскующего по лаконизму, чем его добивающегося («Невозможно охватить все существующее», опубл. в 1996 году).

Идеологию М. выводят из гештальтпсихологии. Современный американский художник Джозеф Кошут называл его предконцептуализмом, некоторые исследователи, напротив, считают концептуализм постминимализмом. В России явный предтеча — Казимир Малевич, аналогии прослеживаются также и у его оппонентов, советских конструктивистов, создававших металлические композиции (К. Медунецкий, В. Стенберг, Б. Иогансон); совсем по-минималистски звучит кредо-афоризм А. Веснина: