политическими понятиями, явление это было исключительно культурного плана. Ни единая политическая структура не имела на «ЛЧ» ни малейшего влияния.

Из акций «ЛЧ» стоит назвать приветствие делегатов одного из последних партсъездов КПУ времен СССР — делегатов засыпали конфетти и забрасывали серпантином (здесь следует заметить, что все члены «чучхейской» тусовки были антикоммунистами и сторонниками независимости Украины); торжественные проводы в Ирак отряда «Пхеньянские ястребы» (правда, в отличие от «Соколов Жириновского» «ястребы» на своем стареньком ПАЗике с надписью «Заказной, Киев—Багдад», доехали только до ближайшей «наливайки»); захват в годовщину большевистского Январского восстания мемориальной пушки возле старейшего киевского завода «Арсенал» и попытка обстрелять из нее Верховную Раду (в свое время из этой самой пушки большевики обстреливали Центральную Раду)... Только центральным киевским отделением было проведено около полусотни больших и малых акций. Имели «ЛЧ» и свои периодические издания — газеты «Закал!» и «Газету радикала» (логотипы названий были выполнены так, что читалось соответственно «За кал» и «Газета ради кала»).

Спад движения после 1991 года объясняется двумя факторами. Первый — большинство активистов к тому времени окончили вузы, после чего у многих на приколы не оставалось времени. Второй — изменилась жизнь. КНДР больше не воспринималась как пародия на собственную страну. Ко второй половине 1990-х годов большинство молодых людей, выросших в постсоветской действительности, уже не понимали многого из того, над чем истерически смеялись их ровесники в конце прошлого десятилетия. Но, кажется, потенциал чучхейского движения пока не изжил себя. Обнадеживающе выглядит всенародная любовь к Президенту Путину (одни «Идущие вместе» с их уличными действами чего стоят!), да и его украинский коллега недавно принимал участие в заседании, сидя под огромным собственным портретом...

[Д. Полюхович]

СМ.: Акция, Перфоманс, Радикал, Стёб.

Ш 

Шизоанализ

ШИЗОАНАЛИЗ — интеллектуальный проект французского философа и литературоведа Ж. Делеза, созданный им в соавторстве с известным психиатром Ф. Гваттари, и построенный на критике традиционного психоанализа как репрессивной практики. Основные положения Ш. изложены в ключевом труде «Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения».

Первое, что бросается в глаза — намеренный отказ от привычных ориентиров, вообще от какой-либо целостности и системности. Из Ш. невозможно выкристаллизовать сколь-нибудь четкое, удобное в практическом смысле учение. Касаясь марксизма и психоанализа, Делез и Гваттари тем не менее, отказываются от их жестких методологических схем. Что до терминологии, то она настолько необычна, что сама по себе уже стала одним из самых популярных шизоаналитических мифов. Это неудивительно, ведь сам подход Делеза-Гваттари — насквозь игровой. Авторы обращаются к экспериментальным, бунтарским художественным практикам — дадаизму, театру жестокости Антонена Арто; к парадоксам Льюиса Кэрролла, присовокупляя к ним экономические разборы, психиатрию и видения душевнобольных. Так, общепринятой в западноевропейской культуре модели невротика — излюбленного персонажа и психоанализа, и актуального искусства, — Ш. противопоставляет скандальный, шокирующий образ «состоявшегося шизофреника».

Шизофреник — не психиатрическое, но социокультурное понятие, субъект, фундаментально отвергающий капиталистический социум. Его прототипы — абсурдистские персонажи Беккета, Кафки, Арто — «позвоночно-машинные животные ». Понятие машины, производства желания вообще одно из важнейших:

«Если желание — производитель, то исключительно как производитель реального и в реальности. Желание есть совокупность пассивных синтезов, которые собирают частичные объекты, потоки и тела, действуя как производственные единицы. Как результат имеем реальность, что исходит из пассивных синтезов желания как само-продуцирование бессознательного. Желанию не недостает чего-либо, оно не лишено объекта. Скорее, оно лишено субъекта; фиксация же субъекта означает подавление желания. Желание и его объект составляют одно целое, единый механизм, машину машины. Машиной является желание, объект желания — тоже машина, которая к ней подключена, а потому продукт исключается из производства, оно выделяет определенную долю продукта, остаток достается блуждающему, номадному субъекту».

Потоки молекулярных частичных объектов, которые противопоставляются разным типам отделенных индивидуальностей (наподобие «организм», «пол», «я»), образуют, действительно, не целостную систему, а пестрый набор терминологических и смысловых туманностей, в котором нет ничего окончательно определенного. Иными словами, сознание вторично по отношению к объектной реальности, но и та — раздроблена и размыта, и производится не субъектом, но желанием. Целостность ничего не объединяет и существует отдельно от частей: постулат в стиле «Алисы в Стране чудес».

Машина — это система прерываний, которая связывает идеальное с материальным. Искусство, в этом смысле, имеет особое место. Именно ему под силу, — через групповые фантазмы — объединять общественное производство и производство желаний. Апофеоз творчества — в сжигании либидозной энергии (каковая движет и историческим процессом вообще). Лучше всего это получается, по Делезу, в постмодернизме, каковой являет собой поток без цели, слишком трудный для интеллектуалов, но доступный все тем же шизофреникам, дебилам, неграмотным. Искусство же представляется машиной желаний, производящей фантазмы, в каждом жанре по- своему. Так, литературные машины через процесс чтения готовят «общий взрыв» шизофрении, высвобождающий революционную силу текста. Воплощение шизолитературы — Арто. В театре важна фигура «оператора», «хирурга», который благодаря производимым им «ампутациям» (например, «вычитание» главного героя — Гамлета) воздействует на зрителя помимо текста и традиций режиссуры. Здесь близки к идеалу, опять же, Арто и продолжатели его театра жестокости — Living Theatre, Е. Гротовский, Б. Уилсон. Живописная машина предназначена для декодирования желаний, и здесь главный шизоартист — Ван Гог. Наконец, кинематограф наиболее восприимчив к безумию и его внешней репрезентации — черному юмору, ибо способен обозреть все поле жизни со всеми ее нелепостями. Здесь Делез делает несколько сомнительные выводы: любой некоммерческий, со своей позицией режиссер априори склонен к черному юмору, ибо похож на паука, дергающего за ниточки сюжета, манипулирующего материалом фильма. Чем и провоцируется ответный «шизофренический смех» зрителей, который, по Де- лезу, вызывают фильмы ни в чем не повинного Чаплина. В целом, искусство для Ш. — единое пространство, подчиненное единому же бессознательному шизопотоку, его скорости, принимающей различные формы — театра или кино.

Если же брать машину-орган (как часть машины желания), то она функционирует, вдохновляемая инстинктом жизни. Инстинкт смерти — параноидален, он влечет к остановке машины, возникновению тела без органов, на котором машина записывает свои импульсы.

Тело без органов, наряду с машиной желания, один из самых знаменитых терминов Делеза. Его художественный аналог — отстраненное восприятие своего тела как отчужденной вещи (кстати, имеющее место в клинической картине шизофрении) у Арто, Камю, Сартра, Кафки.

Классификация тел составляет основу социальных и исторических интенций Ш. Всего типов тел — три:

— Тело земли, или территориальная машина. Соответствует стадии дикости. Именно на поверхности этого тела происходит кодификация желания. Это — «система жестокости»: тело человека служит лишь

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату