город на съемки.
— В бюро регистрации иностранцев. Нужно зарегистрироваться не позже трех суток после прибытия. Так давайте займемся этим сегодня, пока не вернулись из Италии съемочная группа и актеры и не возобновились съемки.
Предъявив документы в бюро регистрации иностранцев, Эйлис подумала, что чиновника она интересует как прошлогодний снег. Вдруг он вообще исчез вместе со всеми своими коллегами, оставив ее возле окошечка.
— Куда это все они ушли? Мои бумаги в порядке.
— В девять часов у суданцев перерыв на завтрак, — пояснил, закуривая, Брэд. — День у них начинается очень рано, на рассвете. В два часа опять все закрывается, и тогда на здешних дорогах образуются пробки почище лос-анджелесских. В шесть все опять открывают и работают до восьми. — Брэд выпустил в ее сторону колечки дыма. — Рабочая неделя длится у них с воскресенья по четверг. Пятницу мусульмане отдают молитвам. В пятницу никто не работает, ничего не происходит — ровным счетом ничего.
Суданские учреждения по бюрократизму не имеют себе равных. На то, чтобы поставить одну- единствен-ную печать, легализировавшую ее пребывание в стране, Эйлис понадобилось три часа. Монотонным, скучным голосом чиновник сообщил ей, что она не должна выезжать из города, не поставив в известность власти и не испросив у них разрешения на перемещение. Заодно он предупредил Эйлис, что на юге страны неспокойно, поэтому юг для иностранцев закрыт.
— Пообедаем? — предложил Брэд. — На съемках ведь поесть не удастся — негде.
Эйлис согласилась, и они отправились есть бургеры в кафе «Максим», где обычно питались жившие в Хартуме европейцы. Пробравшись через шумный зал к столику, они заказали бургеры и пепси, но, когда принесли еду, Эйлис она показалась малоаппетитной.
— Привет, — к их столику подошел мужчина лет под шестьдесят.
— Привет, — ответил Брэд.
— Меня зовут Остин Ридер, — представился подошедший, поглядывая на них живыми и проницательными карими глазами. Они пригласили Остина подсесть к их столику. — Я независимый журналист, готовлю репортаж о том, что здесь происходит. Говорят, вы снимаете здесь кино. Найдется у вас видеоаппаратура, которой я мог бы воспользоваться?
— На какой предмет? — Брэд настороженно прищурился.
— Да надо бы взглянуть, что я там наснимал, — ответил Остин, ероша редеющие волосы. — Когда работаешь самостоятельно, приходится десятки раз все проверять и перепроверять. Иначе можешь вылететь в трубу.
— Пожалуйста, — сказал Брэд. — Мы как раз едем сейчас на съемочную площадку.
— Вам надолго понадобится аппаратура? — спросила Эйлис. — А то мне тоже надо будет кое-что просмотреть до завтрашнего прилета группы из Рима.
— Не на «Алиталии» летят случайно? — спросил Остин. — А то там, в Риме, забастовали служащие аэропорта. Мне парни с Би-би-си говорили.
— Вот черт! — Брэд раздавил сигарету. — Застрянем здесь на чертову пропасть времени среди песков, мух и этих проклятых арабов!
— Ничего, доберутся, — сказал Остин. — Поездом в какую-нибудь другую страну, а оттуда самолетом. Сообразят.
— Наверное, но это значит еще несколько дней отсрочки. — Брэд повернулся к Эйлис: — Поеду разыщу Стивена. Он в Омдурмане с Абдуллой. Отправился по делам. Надо поставить его в известность. — Брэд бросил на стол несколько суданских фунтов. — Пойдем, Эйлис.
Она откинулась на спинку стула. Этого еще не хватало — опять задержки, проволочки.
— Я все-таки хочу посмотреть сценарий. Может быть, Остин отвезет меня на площадку? Он мог бы там и аппаратурой воспользоваться.
— Давайте так, — согласился Брэд и стал объяснять Остину, как проехать.
Они ехали через Нью-Дием, южный пригород Хартума, и Эйлис бросилась в глаза колоссальная скученность: люди ютились в хибарах друг у друга на голове. Беспорядки на юге гнали жителей на север, где они надеялись получить помощь от государства и еду. Судя по их виду, и с тем и с другим было негусто.
— Я прилетела помочь другу с его картиной, — сказала Эйлис, когда Остин поинтересовался, что она делает в Хартуме. — Сценарий картины мой, но его переделывали, и я должна посмотреть, что получилось. А вы чем сейчас занимаетесь?
После секундной заминки, когда Остин лишь сосредоточенно вертел баранку, он сказал:
— Местное начальство полагает, что я готовлю репортаж о нашествии саранчи, но я, разумеется, снимаю совсем другое. Не хочу, чтобы пленку мою конфисковали, так что не говорите никому. — Он опять помолчал в нерешительности, на этот раз подольше. — Знаете, Эйлис, в мусульманских странах существуют большие строгости относительно женщин.
— Я знаю, — сказала Эйлис. — Я даже специально купила для поездки одежду поскромнее. — О том, что она впервые за последние месяцы нацепила лифчик, Эйлис не упомянула. — Стивен рассказывал, что женщинам здесь нельзя купаться в бассейне, если рядом мужчина, и что в некоторых ресторанах мужчин и женщин тоже сажают отдельно.
— И мало этого. С тех пор как фундаменталистская партия контролирует действия правительства, в глазах многих самостоятельная, работающая женщина является воплощением зла, грозящего подорвать устои.
— Но что же мне делать? — воскликнула Эйлис.
— В мусульманских странах принято, чтобы женщины в знак преклонения и смирения перед Аллахом закрывали лицо или прикрывали голову.
— Но я же христианка!
— Но когда в Японии вы входите в дом, вы же снимаете обувь, не так ли? — И когда Эйлис кивнула, Остин продолжал: — Это то же самое: вы просто отдаете дань уважения местным обычаям и культуре, только и всего.
Сняв с шеи косынку, Эйлис по-старушечьи повязала ее на голову.
— Так лучше?
— Гораздо. И лучше, чтобы вас всюду сопровождал мужчина.
Подъезжая к съемочной площадке, Эйлис раздумывала над словами Остина. Ей понравился этот журналист — такой спокойный и по-отцовски заботливый. Наверное, он правильно сделал, что предупредил ее. Сухой жар пустыни погрузил Эйлис в прострацию, и она опомнилась, лишь когда их джип затормозил перед брезентовыми палатками, где разместилась киноэкспедиция. Охранники дремали в тени палатки, и лишь один из них приоткрыл глаза и, посмотрев на проходивших мимо, вновь сомкнул их.
Они нашли съемочный павильон. Пока Остин налаживал аппарат, Эйлис пробралась в дальний угол к единственному письменному столу поискать сценарий.
Трудно было поверить, что это стол Стивена — весь заваленный бумагами, с неубранными кофейными чашками и конфетными фантиками. Это было так не похоже на Стивена, всегда маниакально аккуратного чистюлю Стивена, дотошно фиксировавшего на бумаге любую мелочь. Взглянув на бумажки с записями, сделанными размашистым неровным почерком, Эйлис поняла, что столом этим пользовался и Брэд. Ну тогда этот хаос еще как-то объясним. Нагнувшись, она поискала в нижнем ящике режиссерский экземпляр. Вот он. Что ж, Брэд по крайней мере знает, куда и что кладет. Но Стивен хорош — даже не взял с собой сценарий. И о чем он только думал?
Она порылась в папках, надеясь найти там какие-нибудь документы: счета, расписание съемок, ведомости. Вместо этого она нашла подшивку «Плейбоев» и какие-то накладные, составленные рукой Брэда. Похоже на инвентаризацию. Господи, зачем им столько мешков риса? Потом она вспомнила, что тяжелые мешки часто используются на съемках, чтобы придавить кабель или чтобы не слетала парусина. И все же глупо закупать рис, когда кругом полно песка, — сыпь в мешки сколько угодно. В кино, конечно, расточительность в порядке вещей, но всему же есть предел.
— Ну, я все наладил, — раздался голос Остина. — Посмотрите со мной пленку?
— Конечно, — сказала Эйлис, беря с собой режиссерский экземпляр. Брэду придется ввести ее в курс
