— Вставай, — сказал он. — Поднимайся же, старина.
Вильгельм Руст медленно сел на кровати. Он был настолько изможден, что вполне мог бы сойти за одного из своих заключенных лет двенадцать-пятнадцать назад. Он слегка вздрогнул, когда Отто опять сжал его плечо. Костяшки пальцев Отто побелели, и по обтянутой кожей стариковской щеке скатилась единственная слеза.
— Теперь ты проснулся, старина? — спросил Отто.
— Отто, — беззвучно прошептал старик одними губами. — Отто, сынок.
— Вот вам и оберштурмбанфюрер, — с горечью сказал Отто, взглянув на меня. — Гордый пруссак.
Он подошел к бюро и выдвинул один из ящиков. Достав бутылку с бренди, он налил немного в стакан и дал его отцу. Тот отпил немного бренди, но больше пролил себе на подбородок и воротник ночной рубашки.
— Вы хотели бы заработать пять тысяч долларов, мистер Драм? — спросил меня Отто.
Я посмотрел на старика. Его взгляд медленно сосредоточился на торчащей из пола сабле. Он ощупал эфес и слегка подтолкнул ее. Сабля закачалась, и он, пуская слюну, растянул в улыбке губы.
— Интересно, каким это образом? — спросил я.
— Вы — давний друг старикана. Может быть, вам удастся чего-нибудь добиться от него. Мне не удалось.
Я не ответил, и Отто продолжил:
— Все, что он знает, это имя человека. Старое, доброе имя, он всегда знал только его. Мы бедны, мистер Драм. Любой из этих мальчишек может купить меня на свои карманные деньги и снова продать. Вы полагаете, мне это нравится? Пять тысяч долларов ваши. Двадцать тысяч марок.
— Я думал, что вы бедны.
— Но это при условии, что вы заставите старика открыть вам, где спрятаны деньги Управления стратегических служб, и после того, как я найду эти деньги. Идет?
— Он был в таком же состоянии, когда вы его нашли?
— Я его не находил, он сам добрался сюда. Он был весь мокрый и дрожал, с этим же идиотским выражением на лице. И это мой отец, гордый пруссак! Вы только посмотрите на него.
В дверь постучали. Отто рывком распахнул ее, что-то буркнул и стал слушать, что ему говорили. Потом он произнес по-немецки:
— Я об этом не знал. Ну хорошо, давайте ее сюда.
— Американка? — осведомился я.
— Да. Скажите, мистер Драм, вы приехали в Германию за деньгами?
— А как вы думаете?
— А эта девушка, кто она такая?
Думай, Драм. Случайная знакомая? Но эта случайная знакомая, лишь только увидев Вильгельма Руста, сразу забросает его вопросами о своем папаше. Дочь майора Киога? Но дотошный, как бухгалтерская книга, мозг Отто Руста сразу придет к заключению, что она находится в Германии по той же причине, по какой он сам держал в заточении своего отца. Что же тогда? Ты ведь приехал сюда, чтобы искать Фреда Сиверинга? Пускай-ка лучше действуют они, а мы посмотрим.
Но не успел я ответить, как дверь приоткрылась ровно настолько, чтобы в комнату могла проскользнуть Пэтти. Дверь опять закрылась, и она съябедничала:
— У них там дуэль.
Оглядев поочередно меня, Отто и Вильгельма Руста, Пэтти тут же подошла к старшему Русту, сидевшему на краю кровати. По его лицу блуждала улыбка.
— Herr Руст, — начата она по-немецки, — я Патриция Киог, дочь майора Киога. В Гармише…
Она осеклась, впервые ясно разглядев лицо оберштурмбанфюрера.
— Чет, этот человек не в себе.
— Фроляйн Киог, — проговорил Отто. — Ах, какая неожиданность! Через двенадцать лет начинают собираться самые разнообразные претенденты на деньги УСС.
Он изучающе посмотрел на Пэтти:
— Но мы-то с вами должны были подождать двенадцать лет, чтобы подрасти. А, Драм?
Я сделал вид, что внимательно слушаю.
Отто открыл рот, чтобы сказать что-то еще, но в зале за стеной кто-то закричат. Затем наступила гробовая тишина, и дверь с треском распахнулась.
Она была огромна и прекрасна. Это была сущая валькирия с распущенными серебристыми волосами, но не на коне. Вместо меча она держала в руке никелированный автоматический пистолет. На ней были туфли без каблука, но даже в них ее рост был не менее шести футов. У нее были высокие скулы, а нордические серо-голубые глаза походили на покрытые льдом озера в Баварских Альпах. Она обвела комнату ледянящим взглядом. Я стоял с разинутым ртом и ничего не мог с этим поделать. В жизни я не встречал женщин, походивших на нее хотя бы отдаленно. Ей было около тридцати лет, она имела крепкое сложение, но чувственность в ее формах отсутствовала напрочь. Если вы можете мысленно представить себе суровую, величественную, и в то же время твердую, как дубовые столы в соседнем зале, вагнеровскую музыку — это и была она.
— Он здесь! — проговорила она, и я вспомнил это контральто. Оно ассоциировалось с отрывистым стуком автоматных очередей, уходившей под воду моторной лодкой и смертью на Рейне. Она пронеслась по комнате со стремительной, величавой грацией балерины и, направив прямо на меня никелированный пистолет, выдернула у меня из-за пояса «Люгер». Отто сделал движение по направлению к сабле, торчавшей из дощатого пола. Он действовал быстро, но она оказалась намного быстрее. Развернувшись, она ударила Отто «Люгером» по лицу. Он медленно опустился на колени и, сжимая рукоятку сабли, опрокинулся на спину. Сабля легла поверх него.
— Зиглинда Штрейхер, — испуганно прошептала Пэтти.
— Herr Руст, — произнесла блондинка и качнула головой в сторону двери. Руст продолжат сидеть.
— Herr Руст, — сказала она опять. Он кивнул. Она с досадой тряхнула головой, подошла к кровати, схватила его за руку и рывком поставила на ноги. Я сделал шаг по направлению к ним, и она наградила меня злобным взглядом.
Отто, охнув, сел. Сабля со стуком упала на пол, но он уже не обращал на нее внимания. Пэтти кусала костяшки пальцев своей правой руки. Зиглинда Штрейхер открыла дверь и вытащила старика Руста из комнаты. Он покорно шел за ней.
Отто, пошатываясь, вскочил на ноги.
— Они увезут его в Восточную Германию, — сказал он, — и вывернут из него все кишки. Абсолютно все.
Он подошел к бюро и начал открывать ящики, вышвыривая из них одежду. Наконец он нашел такой же «Люгер», как тот, что отобрала у меня Зиглинда Штрейхер, и побежал с ним к двери. Я бросился вслед за ним.
Мальчики из Sclilagende Korporation Deutsche Seaioren Burschenschaft стояли под портретом Бисмарка лицом к стене. Брат Зиглинды располагался у противоположной стены. В руке он держал пистолет марки «Штерн». Зиглинда и Herr Руст уже почти достигли лестницы.
Отто поднял «Люгер» и спокойно, как на стрельбище, прицелившись, выстрелил.
Вильгельм Руст дотянулся рукой до стены и, не издав ни звука, сполз на пол. Некоторые из стоявших лицом к стене парней начали оборачиваться, но Зигмунд крикнул: «Nein!», и они опять уткнулись носом в стену. Зиглинда махнула «Люгером» и никелированным пистолетом поменьше, и ствол «Штерна» ее брата повернулся в нашем направлении.
— Vater! Vater![14] — вскричал Отто, выронив «Люгер». — Что я наделал!
Он воздел вверх руки, лицо его было искажено гневом и болью. Похоже, он был прекрасным актером.
— Пристрелите меня, — взывал он. — Пристрелите меня, как собаку!
