Внизу мелкими буквами было написано: «Почтовый ящик 14, Денвер, Колорадо».
Твиссел, напряженно слушавший перевод, разочарованно спросил:
– Что такое акции? Что они хотели этим сказать?
– Способ привлечения капитала, - нетерпеливо пояснил Харлан, - бумажки, которые продавались на бирже. Но дело не в них. Разве вы не видите, на фоне какого рисунка напечатано это объявление?
– Вижу. Грибовидное облако взрыва атомной бомбы. Попытка привлечь внимание. Ну и что?
– Разрази меня Время! - взорвался Харлан. - Что с вами стряслось. Вычислитель? Взгляните-ка на дату выпуска.
Он указал на маленькую строчку в самом верху страницы: «28 марта 1932 года».
– Едва ли это нуждается в переводе. Цифры выглядят почти так же, как и в Межвременном, и вы без моей помощи прочтете, что это 19, 32. Неужели вы не знаете, что в то Время ни одно живое существо еще не видело грибовидного облака? Никто не смог бы нарисовать его так точно, кроме…
– Постой, постой. Ведь здесь всего несколько тонких линий, - сказал Твиссел, стараясь сохранить спокойствие. - Может быть, это просто случайное совпадение?
– Случайное совпадение? Тогда взгляните на первые буквы строк: Акции-Торговые сделки-Опытный- Маклер. Составьте их вместе, и вы получите слово АТОМ. По-вашему, это тоже случайное совпадение?
Разве вы не видите, Вычислитель, что это объявление удовлетворяет всем вами же выработанным условиям? Оно сразу бросилось мне в глаза, Купер знал, что я не пропущу подобный анахронизм. И в то же время для человека из 19, 32-го в нем нет никакого скрытого смысла.
В 20-м Столетии поместить такое объявление мог только Купер. Это и есть его послание нам. Мы знаем его положение во Времени с точностью до одной недели. У нас есть его почтовый адрес. Остается отправиться за ним. Во всей Вечности только один человек достаточно хорошо знает Первобытную Эпоху, чтобы отыскать там Купера, - это я.
– И ты согласен отправиться за ним? - Твиссел облегченно вздохнул.
– Согласен - при одном условии.
– Снова условия? - Твиссел сердито нахмурился.
– Условие все то же: безопасность Нойс. Я не выдвигаю никаких новых требований. Она поедет со мной. Здесь я ее не оставлю.
– Ты все еще мне не доверяешь? Разве я хоть в чем-нибудь обманул тебя? Что беспокоит тебя?
– Только одно, Вычислитель, - мрачно ответил Харлан, - только одно: в 100000-м был поставлен барьер. С какой целью? Вот мысль, которая не дает мне покоя.
Глава 17
Эта мысль неотвязно преследовала его. В суете приготовлений к отъезду время пролетало незаметно, но с каждым днем беспокойство Харлана становилось все сильнее. Сначала между ним и Твисселом, а позже между ним и Нойс встала стена отчуждения. Настал день отъезда, но и это не вывело Харлана из состояния мрачной задумчивости.
Когда Твиссел вернулся и заговорил с ним о специальном заседании Комитета, Харлан с трудом поддерживал разговор.
– Что они сказали? - спросил он.
– Ничего хорошего, - устало ответил Твиссел.
Харлан готов был удовольствоваться этим ответом, но чтобы заполнить паузу, пробормотал:
– Надеюсь, вы им не рассказали о…
– Не бойся, - последовал раздраженный ответ. - Я не сказал им ни о девушке, ни о твоей роли во всем этом деле. Я заявил, что всему виной неполадки в механизмах, неблагоприятное стечение обстоятельств. Всю ответственность я взял на себя.
Как ни тяжело приходилось Харлану, он почувствовал острый укол совести.
– Вся эта история скверно отразится на вас.
– Сейчас Совет бессилен. Им приходится ждать, пока ошибка будет исправлена. До этого они не тронут меня. Если мы добьемся успеха, победителей не судят. Если же нет, то наказывать будет некого и некому. - Твиссел пожал плечами. - Да и потом, я все равно собираюсь по завершении этого дела устраниться от активной деятельности.
Не докурив сигарету даже до половины, он погасил ее и бросил в пепельницу.
– Я бы охотно не посвящал их в это дело, но не было никакой другой возможности получить разрешение на использование специальной капсулы для новых поездок за нижнюю границу Вечности, - со вздохом закончил он.
Харлан отвернулся. Его мысли снова вернулись на проторенную дорожку. Харлан смутно слышал, как Твиссел что-то сказал, но Вычислителю пришлось несколько раз повторить свой вопрос, прежде чем Харлан, вздрогнув, пришел в себя:
– Простите?
– Я спрашиваю: твоя девушка готова? Понимает ли она, что ей предстоит?
– Да, конечно. Я все ей объяснил.
– Ну и как она к этому отнеслась?
– Что? А, да, да… Гм… Так, как я и рассчитывал. Она не испугалась.
– Осталось меньше трех биочасов.
– Знаю.
На этом разговор оборвался, и Харлан снова остался наедине со своими мыслями и щемящим сознанием того, что ему предстоит дорогой ценой искупить свою вину.
Когда с загрузкой капсулы и отладкой управления было покончено, появились Харлан и Нойс, Они были одеты так, как одевались в сельской местности в начале 20-го века.
Нойс внесла несколько исправлений в рекомендации Харлана относительно ее костюма, ссылаясь на свое женское чутье в вопросах одежды и эстетики. Она тщательно выбирала детали своего одеяния по рекламным картинкам в соответствующих томах еженедельника и внимательно разглядывала вещи, доставленные из десятка различных Столетий.
Несколько раз она обращалась к Харлану за советом, Он пожимал плечами.
– Когда говорит женское чутье, мне лучше молчать.
– Слишком уж ты покладист, Эндрю. - В ее веселости было что-то неестественное. - Это скверный признак. Что стряслось с тобой? Ты на себя не похож. Вот уже несколько дней, как я просто не узнаю тебя.
– Ничего не случилось, - уныло отвечал Харлан. Увидев их в роли аборигенов 20-го Столетия, Твиссел натянуто рассмеялся.
– Сохрани меня Время! Что за уродливые костюмы носили эти Первобытные люди, и все-таки даже этот отвратительный наряд не в силах скрыть вашу красоту, моя милая, - обратился он к Нойс.
Нойс одарила его приветливой улыбкой, и Харлан, стоявший рядом с ней в мрачном молчании, был вынужден признать, что в старомодно галантном комплименте Твиссела есть доля истины. Платье Нойс скрывало красоту ее тела; косметика сводилась к нескольким невыразительным мазкам краски на губах и щеках, брови были уродливо подведены, и - самое ужасное - прелестные длинные волосы были безжалостно подстрижены. И все же она была прекрасна.
Сам Харлан уже освоился с тем, что ему давит пояс и жмет под мышками, пригляделся к мышиной
