д'Арк и Изабель Роме. Тот факт, что Жанна – а в тот момент все признавали, что ее участие сыграло основную роль, – находилась ближе к королю, чем другие капитаны, подтверждают нам и ее враги, которые спросят у нее: 'Почему на миропомазании короля ваше знамя занимало в Реймском соборе место лучшее, чем знамена остальных капитанов?' На что Жанна даст здравый ответ: 'Оно хорошо потрудилось, и справедливо, чтобы оно было в чести'.
Жан Жерсон и Кристина Пизанская
Жители Реймса, присутствовавшие на этой торжественной церемонии, ликовали. Следует вспомнить и о впечатлении, подобном удару грома, которое произвело во Франции и за ее пределами это неожиданное для всех миропомазание.
По правде говоря, еще до миропомазания короля появились два опуса, в которых речь шла о Жанне, один из них сочинил некий ученый из Парижского университета, но текст не сохранился до наших дней. Зато в нашем распоряжении имеется ответ на этот выпад богословов из Парижского университета. Это творение человека хорошо известного – Жана Жерсона. Какое-то время ему приписывали авторство 'Подражания Иисусу Христу'. Бывший хранитель печати Парижского университета знал, как никто иной, царивший там дух – он был вычеркнут из списков и исключен из университетской корпорации за свои взгляды[54]. С 6 июля 1418 года его имя больше не значится в реестрах. Находясь на Соборе в Констанце[55], он узнал, что Париж оказался в руках англо-бургундцев, и не пожелал возвращаться туда. Прожив некоторое время в Австрии, он едет в Лион, где встречается с братом, в то время приором ордена целестинцев[56] . Написанное им в июне 1429 года произведение в защиту Жанны, которая только что так блестяще повернула ход событий, – скорее всего, его последнее творение, так как он скончался 12 июля, до миропомазания в Реймсе.
Много лет тому назад Жан Жерсон выступил в защиту другой женщины – Кристины Пизанской. Строки произведений Жана Жерсона и Кристины Пизанской во многом созвучны. Кристина Пизанская, свидетельница удивительных событий, воскликнула:
Имя Кристины, поэта и историка, которую герцог Бургундский Филипп Смелый незадолго до смерти попросил написать историю своего брата, 'мудрого короля Карла V', было широко известно. Она неустанно призывала своих современников к миру. Когда англичане вошли в Париж, она покинула город и удалилась, по всей вероятности, в монастырь Пуасси, где была монахиней ее дочь:
И вдруг она видит, что занимается заря, на которую уже было потеряли надежду; в течение одиннадцати лет она хранила молчание, бросила писать, а если и сочиняла, то только стихи, походившие на молитвы, и вот к ней вернулось вдохновение, она вновь берется за перо, чтобы прославлять эту женщину, эту неизвестную девочку, только что одержавшую победы, на которые, как считалось, были не способны даже мужчины:
Ее вновь обретенный поэтический пыл неистощим:
56 строф, 448 стихов – и вот она в общих чертах, история Жанны; она напоминает, как Жанну допрашивали ученые, прелаты, а главное, как она показала себя:
Она вспоминает главным образом о миропомазании и короновании, которые свершились вопреки всем надеждам:
И наконец, в заключение:
Чувствуется, что Кристину Пизанскую буквально переполняет восторг от 'потрясающих событий'. Это последнее дошедшее до нас произведение Кристины, которая в данном случае выступила, причем великолепно, в двух ипостасях: историка и поэта своего времени.
Она не могла знать произведение другого поэта, своего современника, также прославлявшего Жанну – примерно в то же время, в июле 1429 года, – правда, в прозе, но в прозе, полной поэзии. Речь идет об Алене Шартье, которого можно считать первым автором стихотворений в прозе:
'Вот она, та, что, как кажется, пришла не из земной юдоли, но ниспослана Небом, дабы поддержать голову сраженной Галлии… О дева необычная, достойная похвал и славы, божественных почестей, в тебе величие королевства, ты светоч лилии, ты свет, ты слава не только французов, но и всех христиан'.
И при дворе германского императора, и в лавках итальянских купцов, расположившихся в Брюгге или Авиньоне, – словом, повсюду обсуждают события, происшедшие вопреки всем ожиданиям и предсказаниям; в гуле голосов этой удивительной эпохи, не заглушенных бряцанием оружия, слышны голоса поэтов, которые, наверное – если судить из нашего далека, – наиболее правдиво описали подвиги Девы. Позже будет написана не одна страница комментариев, в которых отразятся чрезвычайно разнообразные мнения и суждения о Жанне. История должна признать, основываясь на всех ныне доступных документах, что именно поэты дали справедливую оценку Деве. Вероятно, чтобы судить о Жанне, а тем более понять ее, прежде всего нужно быть поэтом.
