— Куда теперь? — спросил Бранко.
— Лучше нам свернуть в сторону.
Мать очень волновалась; от ощущения близкой опасности лоб ее прорезали глубокие морщины, губы чуть-чуть дрожали. Она хотела сказать еще что-то, но от волнения не могла произнести ни слова. Горло сдавило, стало трудно дышать.
— Ну же, сынок, поворачивай куда-нибудь! Быстрее!.. Они уже близко!..
Она взмахнула рукой, словно пытаясь отогнать страшную опасность. Поводья натянулись, и телега, свернув с дороги, покатилась по целине.
— На нас кто-то смотрит! — обернулась Стана к сыну.
Из-за куста боярышника за ними действительно следили чьи-то внимательные глаза. Потом человек этот выпрямился во весь рост, привычным жестом коснулся рукой усов и спросил:
— Ну, что стали? Езжайте дальше!
Бранко оглядел незнакомца с ног до головы. Тот было снова открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут вмешалась Стана:
— Чего расшумелся-то? И без тебя тошно!
— Бежите, куда глаза глядят?
Стана заметила за спиной незнакомца залегших партизан и поняла, что немцы уже совсем близко.
— Можно у вас тут телегу оставить? Мы пока хоть коней уведем.
Усатый партизан ничего не ответил, но Стана поняла его молчание как согласие. Мать с сыном распрягли лошадей и побежали с ними к лесу. Стана на бегу обернулась и, задыхаясь, прошептала:
— Берегите себя, милые! Помоги вам господь!..
Так она всегда благословляла людей — на уборке урожая и жатве, на крестинах и свадьбах. Во многих крестьянских домах пелись ее песни, из уст в уста передавались ее слова. Стана всегда радовалась и гордилась тем, что люди ее уважают и внимательно прислушиваются к тому, что она говорит...
Брко, молодой партизан, осторожно выглянул из-за редких кустов. Он даже не снял винтовку с плеча. Остальные бойцы были целиком поглощены предстоящим боем; приготовив оружие, они напряженно ждали, не открывая огня. Их было немного, и у них осталось мало патронов. А немцы подходили все ближе, ведя огонь из автоматов.
— Каждый может израсходовать по десять патронов. Если они не остановятся, придется отходить к реке. Лодки уже готовы, — раздался из середины цепи хрипловатый голос командира.
«А эти двое, парень с матерью, и их дивные кони?.. Зачем они здесь?» — мелькнуло в голове у Брко.
Он оглянулся. Из села в направлении гряды холмов вела песчаная дорога, растекаясь на несколько узких тропинок. Они петляли между заборами и живыми изгородями, спеша увести идущих под прохладную тень соснового бора. А среди деревьев еще различались фигуры отставших беженцев. Над их головами свистели пули, и люди испуганно жались к толстым стволам.
«И чего эти двое не бросили сразу к чертям свое барахло? Они бы теперь уже где были! Сейчас ведь главное — уцелеть!..»
Брко подумал, что надо было посоветовать им укрыться в траншее, но поздно: мать с сыном находились уже далеко.
Стрельба участилась, и он прижался к земле. Рядом ударила в землю разрывная пуля. Брко сжался в комок, ему уже приходилось видеть раны от таких пуль: входное отверстие маленькое, с лесной орех, а выходное — огромная рана с рваными краями.
Брко нажал на спусковой крючок. Винтовка подпрыгнула в его руках, приклад ударил в плечо. Немцы, однако, продолжали наступать, хотя и несли серьезные потери. Спотыкаясь о камни, путаясь в кустарнике, они все же спешили пробиться к дороге.
Командир понял, что им не сдержать яростного натиска немцев, — партизан слишком мало.
— Надо уходить! — решил он и стал выбирать, где удобнее спуститься к реке. Он отдал необходимые распоряжения, выделил нескольких бойцов для прикрытия.
Партизаны стали отходить. Брко, шедший последним, предложил:
— Может, пойдем опушкой леса, захватим тех двоих? И лошадей... Ох, хороши кони, товарищ командир!
Лощиной, укрывавшей их от неприятельских пуль, партизаны стали пробираться к лесу.
— К реке пройдем за холмами. Ты прав, надо вывести тех двоих, — сказал командир.
— А кони?
— Черт с ними!
Оставшиеся для прикрытия бойцы залегли в канаве у дороги. У кустов, где еще недавно лежали партизаны, теперь находились немцы.
С дороги было видно далеко вокруг. Вдали серебром поблескивала река, временами ветер доносил до партизан ее негромкий шум. На берегах ее качались стройные березы.
Брко с группой партизан уже добрались до леса. Скрываясь за деревьями, они рассыпались по опушке. Надо было спешить, и Брко громко позвал:
— Эй, мать, где вы? Выходите скорей!
Эхо разнесло его голос по лощине. Заржал конь, затем невдалеке раздался крик:
— Мы здесь! Немцы далеко?
— Сейчас будут здесь, скорее!
— А кони?
— Да бросьте вы их!
Со стороны дороги донеслась ожесточенная пальба, послышались взрывы гранат. Брко выругался. Стане показалось, что это относится к ней, но она все равно была благодарна партизанам, которые не забыли о них в суматохе боя.
Все бросились к реке. Бежали молча, слышно было только прерывистое дыхание людей.
— Эх, какие жеребцы были! — запричитала Стана.
— Да ты... — Брко едва сдержал уже готовое сорваться резкое слово.
— Как я их выхаживала! — все никак не могла успокоиться женщина, и в ее голосе слышалось отчаяние.
— Немцы!
Пока Брко перезаряжал винтовку, Стана опустилась на землю у его ног, остальные партизаны залегли поодаль.
— Бегите!
Стана поднялась первая и бросилась бежать, крича:
— Бранко, скорее! Ох, пропали наши жеребцы!
Петляя, чтобы помешать противнику целиться, партизаны спешили через лес. Дышать стало труднее: бежать приходилось в гору. Брко отступал последним, отстреливаясь на ходу.
Среди грохота выстрелов его привычный слух различил характерные хлопки разрывных пуль, и ему стало не по себе.
— Не убежать нам! — задыхаясь, кричала Стана. Она все время оглядывалась на сына, боясь, как бы он не отстал.
А юноша растерялся, в его широко раскрытых глазах появился ужас. Позади них яростно заливались автоматы...
Когда послышался крик сына, мать в ужасе застыла на месте:
— Бранко, сынок!
— Не останавливайся! — закричал Брко. — Я ему помогу!
Юноша бездыханный лежал на земле. Стана, не слушая криков Брко, бросилась к нему. Но Брко, использовав короткую передышку, преградил ей дорогу:
— Я его вынесу, беги!
Под ливнем пуль Брко пополз назад. Вражеский пулемет бил не переставая, не давая приблизиться к скорчившемуся на земле телу. Брко пополз в обход. Стана не могла двинуться с места и только шептала