— Случилось, — проговорил парикмахер. — Ты что, о приказе не слыхал? Там все написано.
— Да что там написано, господи ты боже мой?! — воскликнул повар. — Уж не собрались ли они нас оскопить?
— Оскопить-то пока нет, а вот побрить — да. Побрить всех наголо, вот ты и подумай...
— Побрить, говоришь? Ха-ха! — прыснул повар. — Э, тоже нашел отчего печалиться! Стрижка и бритье, братец мой, первое правило гигиены. И нам нужно побриться, а ты как думал!
— А усы?
— Что усы? Неужели и усы приказали сбрить?
— Ну да, в этом-то вся беда! Дело, понимаешь, не в твоих усах, ты свои можешь сбрить, когда хочешь; они тебе вообще ни к чему. А что мы будем делать с теми усами, ты мне скажи? Попробуй их сбрить! Знаешь, что может получиться?!
— Да с какими теми усами-то?
— Да с усами взводного Чутурило. Что с ними делать, я спрашиваю? Ты думаешь, что я смогу просто так подойти к нему с наточенной бритвой и сказать: садись, братец! Пожалуйста, пожалуйста! Ну-ка скажи, что случится после этого?
— Ай-ай-ай, — вдруг забеспокоился и повар Теодосий. — Да неужели, черт возьми, и эти усы велели сбрить? Что они, с ума сошли?
— Сошли или не сошли, решение принято. Командир приказал побрить Чутурило первым. Не быть мне живому!
— Это действительно катастрофа! — загремел повар и как подкошенный рухнул на стул.
Они еще долго говорили о тех муках и неприятностях, которые могли случиться из-за этих усов, и в конце концов решили, что с таким делом никак нельзя торопиться.
— Он выхватит пистолет и будет стрелять, это точно, — сказал Теодосий.
— И в меня в первого! — ужаснулся Заморан.
Наконец они пришли к выводу, что эту операцию нужно провести крайне осторожно и деликатно, а начать с того, что сообщить бойцам о приказе, все подробно им рассказать и попросить их о помощи. Настроение у парикмахера и повара сразу поднялось, и они пошли собирать бойцов.
Через некоторое время под старым буком началась оживленная беседа партизан.
— Братцы, от него можно ожидать всего! — говорили одни. — Он же с этими усами был в таких переделках! Он не даст их сбрить!
— Тут нужно умно поступить, — говорили другие. — А если сделать это неожиданно? Например, так: подкрасться сзади, одному схватить его за руки, а другому начать брить.
— Да не получится так, что вы! Как это можно таким образом кому-то сбрить усы? У меня у самого усы, я знаю, что это значит — острая бритва под самым носом!
— Точно! — согласился пулеметчик Загора. — Это не шапка, браток, чтобы сразу снять, это усы! Нужно придумать что-нибудь поумнее. Я бы ему, например, сделал укол снотворного. У сестры Дары есть морфий, пусть она сделает ему инъекцию. После этого он бы ничего не почувствовал.
— Правильно! — зашумели партизаны. — Усыпить его, вот и все!
Но повар Теодосий снова возразил:
— Да зря вы говорите, не захочет медсестра этого делать. Чтобы она морфий дала для таких вещей?
— А почему бы и нет, если это ради дела? — закричали они. — Должна дать, обязательно!
И они, не медля ни минуты, бросились к медпункту, чтобы как можно скорее покончить с этим делом.
Медсестра Дара вместе с двумя своими помощницами кипятила бинты и развешивала их на веревке сушиться.
— Вот ведь какая история, — начали они объяснять, — ты сама знаешь, как Чутурило влюблен в свои усы, но теперь, как тебе известно, их придется сбрить. Сделай ему укол морфия... во имя революции. Никто не узнает...
Но Дара так возмутилась, услышав их просьбу, что они замерли.
— Еще чего придумали! У нас его раненым не хватает для операций, а вы из-за каких-то там усов!.. Уходите, пока я не доложила об этом товарищу комиссару!
— Но пойми ты, — начал убеждать ее пулеметчик Загора, — он помешан на своих усах! Это, конечно, верно, усы есть усы, не бог весть что, но если человек в них влюбился? Это же страшное дело, понимаешь?
— Меня это не касается, — отрезала Дара. — Убирайтесь отсюда!
Даже и парикмахер Заморан попробовал ее уговорить, но все было напрасно. Им не осталось ничего другого, кроме как попытаться найти какой-то новый путь. Решили они собрать поскорее остальных бойцов и всем вместе еще раз все обсудить. Собрался почти весь отряд, разумеется, без комиссара и командира.
— Всем понятна суть дела? — начал первым пулеметчик Загора. — Вносите ваши предложения. — Эта история с усами ему страшно нравилась, и вообще он любил похвастаться своей сообразительностью. — Я думаю, тут надо выработать особую стратегию.
— Стратегию, это уж точно! — согласились партизаны единодушно.
— Почему бы его не связать, а? Связать — это самое милое дело, — сказал один.
— А когда мы его развяжем? — заметил другой. — Что будет, когда мы его развяжем? Он же в парикмахера всадит пол-очереди!
— Ой-ой! — застонал Заморан. — Только не вяжите его!
После этого снова встал повар Теодосий и обратился к ним, осторожно выбирая слова:
— Я тут кое-что придумал, а вы рассудите. В этом случае нам поможет только хитрость. Например, скажем ему, что из штаба бригады пришел приказ о том, что взводный Чутурило будто бы должен быть направлен во главе делегации в Верховный штаб. При этом, скажем мы, в приказе говорится, что все делегаты должны быть побритыми и что даже усы не дозволены. Только это может заставить его согласиться сбрить усы.
Но на эти действительно мудрые слова повара солдаты ответили оглушительным хохотом.
— Эх, ну и придумал, нечего сказать! Да неужели ты думаешь, что это может подействовать? Он откажется от любой делегации, только бы сохранить свои усы!
— Пожалуй, да, вы правы, — почесал в затылке повар.
В конце концов все согласились, что иного пути, кроме убеждения, нет.
— Послушайте, товарищи, — взял слово пулеметчик Загора, — если взводный сознательный боец, он должен согласиться. Мать остается без сына, сестра без брата, дети без родителей — и живут, а он, видите ли, не может без усов! Вполне допустимо, что усы представляют для человека какую-то особую ценность, но нельзя же ставить их выше интересов революции! Вырастут потом новые! А вот если ему голову снимут из- за этих усов, другая уже никогда не вырастет. Дело нужно повернуть так, чтобы он понял: это, мол, в интересах революции, и так ему все объяснить. По моему мнению, это самое лучшее...
— Верно, — согласились партизаны и, обрадованные таким решением, перешли к практической стороне дела.
Теперь нужно было найти бойца, который лучше всех агитировал и который был бы ему другом. Споря об этом, они обнаружили, что пулеметчик Загора прямо-таки создан для этого. Он, как отмечали все, и поговорить любил, и находился в хороших отношениях с Чутурило, так что Загору взводный, конечно, должен послушать.
— Лучше всех это сделаешь ты, — заключили они.
Пулеметчик Загора, который был о себе очень высокого мнения, воспринял это решение как самое умное и с готовностью произнес:
— Ладно. Я ему обо всем сообщу. Попробую сделать это хитро. Разговор нужно начать умело, тонко, нельзя сразу бухнуть: тебе, мол, надо сбрить усы. Ну, я пошел!
Сопровождаемый подбадривающими взглядами, он двинулся к домику под горой, возле которого, он знал, находился в это время взводный.
Чутурило в то утро действительно был там. Он возился с патронташами, время от времени бросая взгляд на партизан и пытаясь понять, что бы там такое могло быть, из-за чего они так громко спорят... Но
