Мужчины перехватывают поудобнее лопаты и кирки и начинают копать, а женщины берутся за мотыги и разгребают торф, чтобы канава была как можно шире. Дети размахивают лопатами — они отбрасывают всякий мусор, и вскоре образуется черная дыра. Спитмэм взяла с собой железную лампу, в ее маленькой чашке горит слабенький огонек, но он все же дает достаточно света, чтобы осмотреть работу, хотя крестьяне в силу привычки стараются держаться от огня подальше.
Через некоторое время они выкапывают ров футов десять в ширину и продолжают копать вглубь, через верхний твердый слой земли, через чернозем. Пять, семь, девять футов, пока кирка Агги не натыкается на следующий слой. «Валлоу!» — раздается ее радостный крик, и сильный удар снизу выбивает из рук кирку. Еще один шлепок, и она подбирает полы одежды и начинает карабкаться наверх.
— Здорово чихнул! — кудахчет Паддо.
— Здорово? — кричит Агги, как только ее вытягивают наверх. — Да ты отыскал какого-то монстра!
И пока люди не стали копать дальше, Паддо ползает по краям рва и отмечает участок при помощи своего хитроумного изобретения, от которого крестьяне приходят в восхищение.
— Паддо, — кричит Полетт, — по-твоему, в эту дыру должен провалиться весь мир?
Но люди копают и разгребают десятифутовые канавы вдоль трех линий, отмеченных Паддо, углубляются на пять, семь, девять футов, и постепенно предмет в земле обретает очертания.
— Это что, крылья?
— Нет, на крыльях не бывает чешуи.
— Какие крылья, это же хвост!
И правда, это самый большой хвост, какой им довелось когда-либо видеть, он бьется в глубине земли. Только Спитмэм знает его настоящее имя, она называет его плавник.
— Так это рыбина? — спрашивает Старая Солли.
— Ох, я слишком устала, чтобы давать имя всему, что появляется из земли. Я возвращаюсь в постель. Девочка?
— Ты еще не успеешь уснуть, как я приду! — кричит Кэтчи своей бабушке.
Но Спитмэм только презрительно фыркает — эта девчонка не уйдет, пока все не закончится, так что она прикрывает лампу и гасит пламя; небо уже достаточно посветлело, можно копать и без огня. Спитмэм устало ковыляет обратно к неглубокой канаве, огибающей деревню.
Копать вглубь уже некуда, и люди начинают очищать находку. Дерри и его сестренка Кафф бегут обратно в деревню к кузнецу и возвращаются с двумя корзинками, полными инструментов — молотки и долота, которыми дети обычно разбивают птичьи яйца в гнездах на скалах. Люди разделяются по трем откопанным сторонам канавы и расчищают хвост, но он шевелится и выгибается, и земля осыпается со стенок рва. Перед самым рассветом Молодая Солли и Спег привязывают хвост соломенными веревками, чтобы он не мешал работать. Теперь дело идет быстрее, кусты с поверхности рыбины выкопали и отбросили подальше, и стало лопатами легче разгрести землю. Рыбина дрожит, а ее спина больше, чем у самого большого барана.
Солнце поднялось над самой высокой вершиной Каг, и только тогда люди решили, что работа закончена.
— Но это не рыбина!
— Спитмэм сказала, что это — плавник. Значит, рыбина.
— Все равно это какое-то чудовище.
Половина зверя еще скрыта под слоем земли, но и того, что расчищено, достаточно, чтобы повергнуть в изумление. Сбоку виднеется белое брюхо, из которого по всей длине, до самого хвоста, привязанного соломенными веревками, торчат не менее четырех дюжин ног. По всему телу до массивного хвоста пробегают судороги, словно все существо состоит из единого обнаженного мускула земли. От очередного рывка внезапно обнажается голова — гладкая, с маленькими щелочками-глазками и отверстиями ноздрей.
— Не рыбина это, что бы вы ни говорили. Смотри, какая пасть, — поместится пятеро людей.
— Десять!
— Мы ее оставим наполовину в земле, по крайней мере, пока не вызовем Смотрителя. Кери?
— Па?
— Бегом в деревню и расскажи Хаммелю о рыбине.
Вот и все. Много разговоров о невиданно большой рыбине, но люди покидают вырытые в земле канавы, видят озаренные солнцем вершины Каг, видят небо и широкий простор воды между скалами, и рыбина становится для них просто еще одной громадной вещью в этом мире. Хвост больше не натягивает веревки, животное лежит смирно, из нескольких ран в яму сыпется мелкий песок. Люди строят догадки относительно каменной шкуры, кое-кто считает ее гранитной, но люди устали, по одному, по двое они расходятся, чтобы наверстать упущенное за утро время.
Остались только трое ребятишек и Кэтчи.
— Давай спорить.
— О чем, Дерри? — спрашивает Рабби.
— Это самка или самец?
— Дерри! — Кафф морщится от развязности Дерри, но принимает игру. — Это самец, потому что ползает в земле, совсем как ты, Дерри, когда звал бабку во время шторма.
— Это самка, — заявляет Дерри. — Только девчонка могла родиться так глубоко под землей. Рабби?
— Самец.
— Кэтчи?
А не может быть это что-то другое? Она размышляет, но не успевает присоединиться к спору, как ребятишек отвлекают крики появившегося вдалеке Хаммеля.
— Прочь отсюда, поросята!
Дети соскакивают со спины рыбины и пускаются врассыпную.
Как только появляется новый зверь, жители деревни в первую очередь обращаются к Спитмэм за именем, а потом просят Хаммеля присмотреть за находкой. Смотритель — это весьма приблизительное определение для человека, который отказался от жизни и работы в деревне ради своего зверинца, куда забирал все необычные предметы и зверей. Хаммель был довольно угрюмым типом, и ребята хорошо знали его высокую фигуру и бородатое лицо — он частенько гонял их со скал, от птичьих гнезд. Смотрителя знали и опасались, как опасаются прибоя, подтачивающего прибрежные скалы.
— Твоя спина слабовата для переноски такой рыбины в зверинец, — поддразнил его Дерри.
— Зато достаточно сильна, чтобы я мог наподдать озорникам.
— Ты только грозишься, Смотритель, — продолжает Дерри, но перебирается на другую сторону канавы вместе со своей сестренкой Кафф.
Хаммель почесывает белое брюхо рыбины и задумчиво смотрит на песок, вытекающий из ее порезов.
— Бедняга, — бормочет он и отчего-то смотрит только на Кэтчи. — И почему они оставляют мне только умирающих?
Кэтчи ничего не отвечает. Кому придет в голову горевать над рыбиной?
В полдень Спитмэм и Кэтчи сидят на просохшей после дождей лужайке у своей хижины. Перед ними на плитах дорожки разложены камешки самых разных видов, а в высоком небе ярко светит жаркое солнце. Голова Кэтчи занята только новой рыбиной. На Спитмэм сыпется град вопросов, она пропускает их мимо ушей, отвечает лишь на некоторые, Кэтчи всегда бурно реагирует на появление чего-то нового. Много времени прошло с тех пор, как Кэтчи стала ее правой рукой, и за все это время она ничуть не утолила жажду познания открываемого мира.
— Ба, рыбина из воды?
— Рыбина принадлежит воде, но никак не из воды.
— Но если рыбина принадлежит воде, будет лучше вернуть ее в воду. Спег может свить крепкие веревки, и мужчины дотащат ее до великой воды…
— Не великой воды, Кэтчи, сколько раз тебе говорить? Она называется море.
