приблизился бы и на милю, несмотря на все ее приданое.
«Бедняжка Лили», — думала Эленор, цокая мимо скобяной лавки, где дела шли совсем плохо теперь, когда в пятнадцати милях по шоссе открылся новый «Уол-март».[41] Не тянула она на одну из Элиотов, эта ее сестра-неудачница, не угловатая, как все, а круглая, с испуганными карими глазами и фигурой, которую Эленор не в самые свои удачные минуты называла упитанной. Вместо того чтобы учиться в колледже «Душистый вереск»,[42] где получили образование три поколения женщин Элиот, она отправилась в школу искусств, в Нью-Йорк. Там она познакомилась с каким-то художником и, надо полагать, вышла за него замуж. Эленор так и говорила друзьям — «надо полагать». В конце концов, никто из них не был приглашен на бракосочетание сестры с Андрашем Хорватом, и хотя впоследствии Лили написала им письмо, с каких это пор ей можно доверять? Вспомнить хотя бы, как она в девятом классе прожгла школьную форму Эленор, оставив на ней горячий утюг. Художник погиб в авиакатастрофе. Он совершал полет один и скорее всего, как рассказывала Эленор друзьям, был пьян. Эленор тогда предполагала, что Лили переедет обратно в Эштон. Но сестра осталась в Нью-Йорке.
С этой мыслью Эленор подошла к воротам, наполовину сорванным с петель. Сам забор покосился под тяжестью жимолости, пытавшейся через него перелезть. Как это похоже на Лили — вернуться не в дом Эленор, где они с Чарлзом поселились после смерти ее отца, а в эту развалюху с облупленной краской и свисающими с крыши водосточными желобами. Люди могут подумать, будто Эленор отказалась принять сестру. Какая поразительная несправедливость. Она поместила бы Лили в спальню для гостей, где во всех ящичках шкафов лежат лавандовые отдушки. И у них с Джейн была бы общая ванная комната.
Эленор улыбнулась, вспомнив о своем успехе в деле эволюции. Джейн родилась с песочными волосами и угловатыми чертами, как у всех Элиотов. Все наперебой твердили, что когда она вырастет, будет такой же привлекательной, как ее мать. В последнем табеле успеваемости из колледжа Святой Екатерины сестра Мишель сделала приписку: «Джейн смышленая девочка и могла бы многого добиться, если бы только проявляла большее рвение». Католики все-таки дают отличное образование девочкам.
Ритм цоканья, видимо, впился в ее подсознание, потому что Эленор повторила его, постучав по двери: тук-тук, тук-тук. Она ждала, теряя терпение, пока кто-нибудь откроет дверь, а тем временем рассматривала ногти с маникюром недельной давности, выкрашенные «Розовой фантазией Шанель».
Особа, открывшая дверь, могла оказаться экономкой или больничной сестрой, но тем не менее протянула руку и голосом, который Эленор позже всем описала как «типично нью-йоркский, знаете ли, хотя я уверена, она очень милая женщина», пригласила Эленор в дом.
— Меня зовут Сара Голдштейн. Лили, вероятно, писала обо мне.
Эленор воздержалась от замечания, что Лили редко писала письма и что даже ее последняя открытка с изображением статуи Свободы была следующего содержания: «Умираю от рака. Возвращаюсь домой 7 июня, в 14:30, аэропорт Шарлотт. Нельзя ли прислать за мной Чарлза? Много багажа. Целую, Лил». Чарлз проговорил об этом ее багаже весь обед, все никак не мог уняться.
— Знаешь, что она привезла? — Он подложил себе на тарелку еще картофельного пюре. За последние два года его талия заметно увеличилась. Если он не перестанет так много есть, то у него будут бедра, как у женщины. И спортом он отказывался заниматься, делая исключение только для гольфа. — Картонные коробки. Черт знает сколько картонных коробок. Кажется, я потянул спину, пока таскал их в машину.
Эленор тогда произнесла: «Чарлз», ведь за столом не говорят «черт». Джейн самодовольно скривилась, потому что все в наше время говорят «черт». Даже у сестры Мишель один раз вырвалось это слово, когда мелок раскрошился о доску.
— Позвольте мне убедиться, что она проснулась, — сказала Сара. Она обошла картонные коробки, разложенные на полу в гостиной, и открыла противоположную дверь. Что-то произнесла, но Эленор не расслышала, после чего снова закрыла дверь. — Ей нужна минутка, чтобы собраться с силами. Перелет ее очень утомил. — Она обвела жестом коробки. — Из-за всего этого нас очень долго не пропускала охрана аэропорта. Можно подумать, мы везли оружие. Не хотите ли чаю?
Эленор ответила, что с удовольствием. А ведь Чарлз даже не упомянул, что Лили приехала не одна. «Впрочем, Чарлз никогда не замечает некрасивых женщин», — подумала Эленор, глядя на задницу Сары, исчезнувшую за другими дверьми, надо полагать кухонными. И зачем только некоторые рядятся в красновато-коричневый цвет?
Эленор обошла гостиную, гулко топоча по деревянному полу. Никакой мебели, одни коробки. Все-таки Лили следовало приехать к ней. Джейн, вероятно, смогла бы одолжить Лили свой телевизор, хотя бы на то время, пока она в школе. Эленор посмотрела в окно на разросшуюся жимолость. А вот в их дворе Чарлз всегда коротко подстригает траву, чтобы практиковаться в гольфе. Когда Джейн исполнилось семь лет, они построили бассейн, чтобы она могла приглашать друзей на вечеринки у воды. Летом вокруг бассейна всегда полно молодежи в купальных костюмах, молодые люди полеживают на шезлонгах и пахнут, как кокосовые орехи. Джейн одна из самых популярных девушек в школе.
Эленор снова посмотрела на коробки. Клейкая лента с одной из них была сорвана и валялась на полу, скомканная в липкий коричневый клубок. Эленор потянулась, чтобы открыть коробку, больше от скуки, чем из любопытства, но тут в комнату вернулась Сара.
— Я поставила чайник. Не сразу разобралась с плитой. Лили очень не хотелось уезжать из той нашей квартиры. По ее словам, она провела там счастливейшие годы своей жизни. Мне лично все равно, но посудомоечной машины действительно не хватает. Там у нас было все — даже тостер для рогаликов. Впрочем, не обращайте на меня внимания, просто я немного соскучилась по Нью-Йорку. Думаю, она уже может вас принять. Входите же. Я принесу чай, когда он будет готов.
Лили изменилась. Она лежала на двуспальной кровати — первом предмете обстановки, который Эленор пока увидела в доме, — натянув одеяло до плеч. Щеки, прежде всегда кругленькие и розовенькие, теперь провисли к подушке желтыми мешочками. Ее плоть словно растаяла — остался лишь маленький острый носик. Даже руки, лежащие поверх одеяла, напоминали растекшиеся лужицы. И она была лысой.
— Элли. — Голос ее звучал как эхо, словно она говорила со дна колодца. — У тебя не найдется сигаретки? А то Сара запрещает мне курить.
Из гостиной до Эленор донесся резкий звук — с картона срывали липкую ленту.
— Она считает, что сигареты вредят моему горлу, но на самом деле они мне помогают, Элли. Без них мне плохо думается.
На тумбочке рядом с кроватью стояли оранжевые пластиковые бутылочки с таблетками — полупустые и полные. Эленор дважды их пересчитала и получила два разных числа.
Значит, вот она какая теперь, Лили. Та самая Лили, которая не умела о себе позаботиться и вечно принимала неправильные решения. Та самая Лили, только сморщенная и некрасивая. Умирающая Лили.
Стула в комнате не было. Эленор присела на край кровати, и он тут же под ней прогнулся.
— Думаю, Сара совершенно права. Посмотри, до чего тебя довело курение.
— Сара всегда права. — Лили раздраженно качнула головой. — Я так разозлилась, когда узнала, что Андраш спал с ней почти с самого первого дня, как мы с ним поженились. Но он говорил, что такого хорошего менеджера, как она, у него никогда не было. Она находила для него галереи и все такое. Отличные галереи. А когда она переехала к нам, то стала вести хозяйство. Она превосходный менеджер. — Ее голосок затих. Она лежала, прижавшись одной щекой к подушке и закрыв глаза, как лист пергамента, который несколько раз свернули, а потом снова разгладили.
Эленор выпрямила спину и положила сумочку на колени. Вот, значит, каков был брак ее сестры с тем великим художником. Бедная, глупая Лили.
— Я не понимаю, почему ты остановилась здесь с этой женщиной, вместо того чтобы вернуться домой к своей семье. — Эленор говорила спокойно, словно обращаясь к лошади, заартачившейся перед барьером. Когда Лили теряла способность здраво мыслить, всегда приходилось прибегать к спокойствию. Как, например, в тот раз, когда она отказалась появиться на балу, устроенном в честь дебютантки Эленор. — Женщина, с которой твой муж… хм. Будь это мой дом, я сразу выставила бы ее за порог.
Лили открыла глаза и опустила руку на колено Эленор.
