начал гаснуть. Он думал о том, что услышал, и изредка качал головой.
Весь следующий день Алверик отдыхал и прогуливался в осеннем саду, изредка пытаясь вызвать хозяина на разговор о своем великом походе в пустынный край, но безуспешно. Кожевник продолжал уклоняться от темы с такой изобретательностью и упорством, словно заговорить о каменистой равнине означало приблизить ее. Тогда Алверик принялся гадать о причинах, которые могли определить подобное поведение. Может быть, в юности кожевник побывал в Стране Эльфов и столкнулся там с чем-то, что сильно испугало его? Может быть, он едва избежал смерти или любви длиной в век? Не была ли тайна Страны Эльфов слишком величественной, чтобы язык человека мог безнаказанно касаться ее? Или же, напротив, люди, живущие здесь, на краю наших полей, были настолько хорошо знакомы с неземной красотой удивительной страны, что не хотели говорить о ней из опасения, что любое неосторожное слово может стать приманкой, способной выманить ее волшебство за пределы зачарованного мира, в то время как упорное молчание, пусть и слабо, но сдерживает его? Действительно ли слово, сказанное вслух, способно пробудить, приблизить магический мир или сообщить неземную эльфийскую красоту полям, которые мы хорошо знаем? На эти вопросы у Алверика не было ответов.
Он задержался у кожевника еще на один день, чтобы набраться сил перед возвращением в Эрл. В путь он вышел ранним утром, и хозяин проводил его за порог, сердечно с ним прощаясь и разглагольствуя без своей обычной сдержанности о дороге и о делах Эрла, служивших пищей для слухов и сплетен на многих отдаленных фермах. Контраст между одобрением, которое старик выказывал полям, которые мы знаем и которые его гостю предстояло пересечь, и его упорным неприятием всего, что относилось к тем, другим землям, к коим все еще тянулись надежды Алверика, был огромным.
Пришла пора расставаться, и, оборвав слова прощания, кожевник повернулся, чтобы идти в дом. На ходу старик довольно потирал руки, так как был очень рад видеть, что человек, который так рвался побывать в волшебной стране, повернул назад и теперь спокойно идет через поля, которые мы хорошо знаем.
В полях уже во всю хозяйничали заморозки. Алверик шагал по хрустящей бурой траве и вдыхал свежий и чистый воздух; при этом он почти не вспоминал ни о своем доме, ни о сыне, а думал только о том, как ему отыскать дорогу в Страну Эльфов. Вскоре ему стало казаться, что дальше на севере должен быть обходной путь, ведущий к тыльным склонам бледно-голубых гор. Зачарованный край отступил слишком далеко, чтобы он мог добраться до него с востока. Это было до отчаяния очевидно, однако Алверик отказывался верить, что то же самое произошло по всей протяженности сумеречной границы, где, как говорил поэт, Страна Эльфов соприкасается с Землей. Стоит зайти подальше на север, и он отыщет этот рубеж, сонно дремлющий в полумраке своих собственных сумерек, отыщет на том же самом месте, где он был всегда, и тогда он найдет способ добраться до подножий бледно-голубых гор и снова увидеть свою жену. Думая об этом, Алверик шагал и шагал по туманным плодородным полям.
Все еще полный планов и раздумий о загадочной магической стране, Алверик достиг величественных и молчаливых лесов, окружающих долину Эрл. Хотя мысли его были по-прежнему далеки от всего земного, он сразу заметил плывущий между стволами могучих дубов серый дым костра. Он пошел в ту сторону, чтобы посмотреть, кто это скитается в лесу в этакую пору, и наткнулся на Ориона и Жирондерель, которые отогревали руки у огня.
– Где ты был? - крикнул мальчик, едва завидев отца.
– Путешествовал, - ответил ему Алверик, - а вы что здесь делаете?
– От охотится, - радостно пояснил Орион, указывая в сторону противоположную той, куда ветер относил дым.
Жирондерель ничего не сказала, так как в глазах Алверика она увидела больше, чем могли вытянуть любые ее вопросы. Орион уже показывал отцу оленью шкуру, на которой сидел.
– Это От застрелил оленя, - похвастался он.
Алверику показалось, что вокруг костра из толстых бревен, тлеющих на подстилке из сброшенного деревьями осеннего убранства, разлито какое-то волшебство. Но это не могла быть ни магия Страны Эльфов, ни колдовство посоха Жирондерель. Это была собственная магия лесной чащи.
Несколько минут Алверик молча стоял у лесного костра, глядя на колдунью с мальчиком, осознавая, что пришло время, когда он должен будет объяснить сыну вещи, которые продолжали ставить его самого в тупик. Все же он не решился заговорить о них и, задав несколько вопросов о новостях долины, повернулся, чтобы идти к своему замку. Несколько позже вместе с Отом вернулись в Эрл и Орион с Жирондерелью.
Едва переступив порог собственного дома, Алверик приказал подать ужин. Сидя в одиночестве за столом в самом большом зале замка, он все обдумывал, что и как скажет сыну. Только поздно вечером он поднялся в детскую и открыл Ориону, что его мама ненадолго вернулась в Страну Эльфов, в отцовский дворец. А потом, не слушая, что ответит ему сын, Алверик поведал ему ту коротенькую историю, которую пришел рассказать. Так мальчик узнал об исчезновении Страны Эльфов.
– Но этого не может быть, - спокойно возразил отцу Орион, - потому что я хорошо слышу звук рогов, что доносится из Страны Эльфов.
– Ты… ты их слышишь? - поразился Алверик.
Малыш уверенно ответил:
– Я каждый вечер слышу, как они трубят.
Глава XIV
Пришедшая в долину Эрл зима сковала леса, сделав самые тонкие ветки твердыми и неподвижными. Она заставила замолчать ручьи в долине, а трава в полях, где паслись быки и коровы, стала хрупкой, словно посуда из необожженной глины. Дыхание животных поднималось вверх густо, словно дым над селением.
Орион продолжал ходить в лес всякий раз, когда От брал его, а иногда он бывал в лесу с Трелом. Когда он приходил в лес с Отом, чаща наполнялась романтическим очарованием зверей, на которых он охотился, и полумрак лесистых лощин дышал благородной красотой огромных оленей. Когда же его брал с собой Трел, лес укрывался тайной, и тогда оставалось лишь гадать, какое удивительное существо может вдруг показаться из-за деревьев и что там мелькает и прячется за каждым неохватным стволом. Какие твари обитали в этом лесу, не знал доподлинно даже Трел. Множество их разновидностей попадалось в его хитрые ловушки, но кто мог сказать наверняка, что ничего неизвестного в лесу не осталось?
В самые счастливые вечера, когда мальчугану случалось задерживаться в лесу допоздна, на самом закате, в то время как объятое пламенем солнце скрывалось за темными верхушками деревьев, морозный воздух надвигающихся сумерек доносил до него с востока певучие голоса эльфийских рогов. Они звучали издалека, едва слышно, но все-таки отчетливо, словно услышанный сквозь сон сигнал утренней зари. Они звали его откуда-то из-за границ леса, эти звонкие рога. Они пели ему из-за самых дальних долин, и мальчик узнавал серебряные трубы Страны Эльфов. Если бы не эта его способность слышать эльфийские рога, чья музыка не попадала в слуховой диапазон обычных людей, и не мгновенно пришедшее к нему знание того, что они такое, то во всех остальных отношениях Орион был бы вполне человеком. Пожалуй, за исключением этих двух особенностей, он все еще оставался просто человеческим детенышем трех с небольшим лет от роду.
В те дни Алверик уныло бродил по селению. Мысли его были далеко от Эрла. У многих дверей он останавливался, заговаривал с жителями, строил планы, но его глаза, казалось, были прикованы к чему-то такому, чего никто другой не мог видеть. Он думал о дальних горизонтах, и прежде всего о тех, за которыми лежала Страна Эльфов, а переходя от дома к дому, он пытался собрать хотя бы небольшую группу единомышленников.
Алверик грезил о том, как найдет сумеречную границу дальше к северу, а план его состоял в том,
