— Это ты? Чего не спишь? Вот смотри, Любе скажу — она тебя заругает!
— Ждали кого?то другого? — Мне важно было заставить тетку говорить со мной на равных, а не переходить к обычному диалогу взрослый — ребенок.
— Ждала? Нет, я… просто я думала… — Обычно пожилые люди врут легко и с удовольствием, но, как видно, тетка не ждала от меня прямоты и теперь мучительно искала, что бы сказать в ответ.
— Думали, что Он придет?
— Да! — с силой выдохнула тетка, но тут же спохватилась. — Что ты везде суешь свой нос, гадкий мальчишка? Приехал тут и ходит, как король. В наше время дети скромнее были. Какое право ты имел врываться в мою комнату? Ишь…
— За мной гнались собаки, здоровенные псы. Десять, а может, и больше. Они живут там, где Он ставит свою машину. — Я поспешил прервать поток возмущения. О, это стариковское недовольство! Оно для них и щит, и меч, и единственная отрада. Нельзя было дать тетке распалить себя.
Как я и предполагал, упоминание о стае бродячих собак совершенно выбило Клавдию из колеи. Она страшно побледнела, прижала к груди руки, комкая одеяло в судорожно сжатых пальцах, нижняя губа старой женщины мелко затряслась, словно у младенца, собирающегося плакать.
— Собаки, — прошептала тетка, — собаки… Это моя вина. Я ведь всегда их боялась. Еще с детства. Меня на ярмарке чуть не загрызли…
Мне было жаль родственницу, но промедление грозило бедой.
— Клавдия Николаевна! — сказал я как можно строже, стараясь копировать интонацию завуча Геты Аркадьевны, грозы младших классов. — Вы должны рассказать мне, как вам досталась брошь. — А затем добавил, гораздо мягче: — Это очень важно. Пожалуйста.
— Это все Варя. — Тетка всхлипнула. — Как Борю моего схоронили, пришла я к ней в дом, еды сготовить, прибраться. Она?то сама уже не выходила. Очень воров боялась. Рассказала я Варе про свое горе, а сестра насчет мужниного кольца интересуется. Осталось ли? И видишь, какое дело, кольцо?то у меня и в самом деле сохранилось. У Борьки артрит был. Он его и не носил, кольцо это. Сказала про то Варе, а она улыбается. Хорошо, говорит. Что ж тут хорошего, спрашиваю? Кормилец умер. А то хорошо, отвечает, что помощник у тебя будет, Клавка, на мужа твоего похож.
— Как это — похож? — удивился я.
— А так. Чье кольцо на палец надеваешь, на того ОН походить и станет. Как в первый раз позвала, думала, удар хватит: точь?в?точь муж мой покойный. Потом, конечно, пригляделась и поняла: блазня, обман. Ну, так вот, рассказала мне Варя, что брошь эту сестры давно хранили и промеж собой передавали. Старшая, Зина, ее у татарина купила. Деньги, что мать с отцом отложили на «черный день», все потратила да еще отцовский землемерный прибор отдала, трандолит этот или как его.
— Отчего так?
— Был у Зины жених из кустарей. Я?то его почти не помню. Чернявый, вроде как цыган, а глаза синие. Хотели они со старшей сестрой обжениться. Кольца уже купили, да, видно, не судьба. Погиб парень. Зина после этого сама не своя. И времени много прошло, а она забыть жениха никак не может. Снится он ей ночами и на улице средь бела дня является. Изнемогла вся, осунулась. Потом вроде притерпелась. Как раз и революция подоспела. Народ, из тех, что побогаче, начал с мест насиженных сниматься. Очень комиссаров боялись. Тут, ровно черт из омута, выскакивает этот прощелыга. Морда бандитская, глаза косые. Хочешь, говорит, жениха вернуть? Ну и пошло?поехало. Продал он Зине брошь и, что делать с ней, разъяснил. Так и появился в доме помощник. Что ни прикажешь ему — все делает. Столы?стулья ладит, воду таскает, за огородом ухаживает. Сестры ему одежду покупали, телегу отцовскую дали, чтоб он на ней дрова возил. Еще всякие небылицы про батрака своего придумали. Чтоб соседей обмануть. И Яше велели так же говорить, если вдруг спросит кто. Только каждая сестра что?нибудь свое к этим басням добавляла, вот он теперь и путается. То ему палец фашист отрезал, то на рыбалке отморозил.
Как там у них с Зиной было, про то я не знаю. Меня в Липецк к родственникам отправили. Время?то голодное. Вернулась домой уже после войны. Зинаиду не застала. Умерла она в сорок пятом. Из всех нас она одна батрака любила. Остальные так… пользовались, даже имени не спрашивали. Яшей прозвали, заместо умершего пса. Вот через это нам и кара.
— А машина у него откуда?
— Это Вариного мужа «Волга». Она брошь прятала, пока супруг не преставился. Ну а как схоронили — принялась батрака звать. Думала, не придет, а он тут как тут. В ворота стучит. Тут уж Варвара весь свой характер показала. Гоняла его каждый день, да еще бранила на чем свет стоит. Муж?то, вишь как, от нее сначала в бутылку прятался, а потом и вовсе в могилке схоронился, так она себе нового нашла.
— Скажите, а те фигурки, что в Вариной комнате, вам батрак вырезал?
— Какие фигурки? — заморгала тетка. — Костяные, что ль? Да нет. Это мне Егорка притащил вместо платы за самогон. Говорил, семейная ценность, мол, от прадеда перешло. Хотел даже выкупить их потом. Да бутылка?то она, вестимо, сильнее мужика.
— Егорка ваш в больнице лежит. Его собаки порвали.
— Собаки! — ахнула тетка, — Да что ж это, да как же! Значит, теперь и ко мне придут.
— Те собаки настоящие были, всамделишные, им через забор не пролезть. А вот Яша ваш — мертвец, вроде упыря, и если его не успокоить, тогда он из вас точно жизнь вытянет, через страхи, через сны. Да кто его знает как?
— Может, и мертвец. Ведь не может человек столько по земле ходить, — часто закивала тетка.
— Вам нужно позвать его сюда. Прямо сейчас! — выпалил я и сам испугался своих слов. Однако что?то внутри меня говорило, что это были верные слова.
— Варя сказывала, нельзя его среди ночи звать, — испуганно прошептала тетка.
— Вот, возьмите. — Не слушая возражений, я протянул брошь женщине. — Вам нужно только позвать батрака, а затем уничтожить палец. Лучше всего сожгите его в АГВ. Дальше я сам справлюсь. Прошу вас, быстрее!
— Какой самостоятельный! — покачала головой тетка. — Весь в деда!
Я боялся, что она начнет спорить, но Клавдия послушно открыла брошь, и я снова стал свидетелем отвратительного зрелища призыва мертвеца.
Не дожидаясь, пока желтая «Волга» окажется у ворот, я бросился в комнату тети Вари. Мой план был прост: собрать все оставшиеся фигурки и разом передать их Белоглазому, а затем рассказать ему все, что я узнал.
В темноте задевая за углы, я принялся собирать фигурки в кучу и тут только понял, что мне некуда их положить. Единственной подходящей емкостью была фанерная коробка из?под теодолита. С коробкой в руках я вернулся в горницу, и тут за окном раздался шорох щебня под колесами авто. Мертвые ездят быстро.
Я прошел через темную трапезную, миновал коридор. За неплотно прикрытой дверью в кухню вспыхивали синие отблески. Тетка «оживила» АГВ. Интересно, она уже сожгла палец? Вот и поросшая замками дверь. Как же мне не хотелось выходить за порог. В этой чуждой темноте вся моя солнечная московская жизнь казалась чем?то невообразимо далеким, словно веселая история из книжки?малышки. Там, на улице меня ожидало страшное, небывалое создание, чудовищное в своем всепоглощающем неприкаянном одиночестве. Забытое, искалеченное и… опасное.
Я отпер дверь и вышел в темноту. Зябкая влага тут же окутала меня так навязчиво и плотно, точно за ночь река поднялась в своем древнем русле и пошла на приступ прибрежных холмов.
В этом призрачном подобии воды я поплыл вниз по ступенькам и спустился во двор.
Что?то теплое прикоснулось к ноге. Я опустил голову. Мой приятель белый кот явился на завтрак.
— А?а, это ты.
Я хотел погладить старого знакомого, но сделать это с коробкой в руках было непросто. Едва я наклонился, фигурки внутри издали глухой перестук. В то же мгновение пушистый зверек у моих ног выгнулся дугой и яростно зашипел. Я резко выпрямился, всматриваясь в неясные контуры окружающих предметов.
Между черной громадой овина и причудливым извивом старой груши возникла чернильная тень. Вначале бесформенная, она быстро сгустилась, принимая контуры человеческой фигуры. Никаких
