действительно осталось недолго, но ты умрешь раньше меня. И это будет хорошо.
Мартин упер ладони в основание кола:
— Готов?
Фрау ван дер Моор проводила Мартина до самых дверей. Он видел, что хозяйка хочет что?то спросить, но никак не решается.
— Вампир мертв. Все кончено.
— Вы убили его?
— Да, фрау ван дер Моор, — ответил Мартин. — Это было потрясающе. И вампир самый настоящий. Вы были совершенно правы, простите, что не поверил вам с самого начала. Как странно, что люди почти разучились в них верить.
— Вы легко с ним справились?
— Без проблем, — ответил Мартин. — От него осталась только горстка пепла. В вашем подвале даже не нужно прибирать.
Они вышли на крыльцо.
— На улице такой дождь, — сказала хозяйка. — Вы можете дождаться утра в доме. Я постелю на диване в гостиной и не возьму с вас денег.
— Дождаться утра? — переспросил Мартин, подставляя лицо дождевым струям. — Нет, фрау ван дер Моор, утром я буду далеко отсюда.
— Что ж, тогда прощайте.
— Прощайте, фрау ван дер Моор.
С минуту за дверью грохотали засовы, наконец все стихло.
Мартин оглянулся на дом — окна все так же закрыты ставнями, но теперь погас даже фонарь у входа. Он усмехнулся, потер шею:
— Успел, дурачок.
Достав из кармана платок, какие?то медицинские пузырьки, флакон с таблетками, Мартин с гиканьем зашвырнул их в темноту.
— Успел. Бедняга Мюке… Предпоследний вампир.
Далия Трускиновская
Шлюха
Ресторанный столик был на двоих. За ним и сидели двое — старший бухгалтер одной скромной провинциальной фирмы Иван Антонович Соколов и экономист оттуда же Игорь Петрович Босягин. Соколов был солидный мужчина под пятьдесят, Босягин — столь же солиден, но чуть за сорок.
И поди ж ты — разница в возрасте у них была лет пять, а как сказалась на мировоззрении! Соколов пришел в ресторан, желая просто пообедать, — сегодня истекал срок их совместной командировки в этот почти европейский город, и они, подбивая бабки, не успели вовремя поесть. Так вот, Соколов хотел вкусно пообедать и немедленно идти в гостиницу. Они вылетали домой завтра, самым ранним рейсом, и встать должны были не позже половины шестого.
А юный Босягин пришел сюда не обедать, а ужинать. Вот так! Ужинать, наслаждаясь музыкой, обслугой, деликатесами, пивом… что там у них еще в прейскуранте? Может, и потанцевать, если будет кого пригласить. Может, и познакомиться с партнершей поближе. Может, и еще чего обломится. Он еще не чувствовал себя настолько дряхлым, этот шалунишка Босягин, чтобы в такой вечер мечтать о гостиничной тахте.
Оба командировочных заказали тем не менее один джентльменский набор, являвшийся для Соколова — обедом, а для Босягина — ужином. Салат «Летний», что?то экзотическое под майонезом, мясное ассорти, фирменный шницель с грибами, пива, фирменного же, два кувшина и одну на двоих мисочку с солеными орешками, которую и принесли им первой. Босягин грыз орешки и озирался охотничьим взором.
Вскоре он обнаружил искомое.
Неподалеку за таким же двухместным, прилепившимся к стене столиком сидели две нарядные женщины. Одна — маленькая блондинка, вся такая пушистая и шустрая, другая — темно?рыжая, с гладко зачесанными волосами, в обтягивающем, как чулок, платье. Рыжая ему понравилась больше. Босягин, мужчина крупный, чтоб не сказать — пузатый, женщин предпочитал своего роста, но тонких до невозможности. А эта была как раз такая.
После небольшого перерыва на эстрадку взобрался оркестр и, дожевывая, стал разбирать инструменты. Босягин, бросив шницель на середине, подобрался, готовясь к броску. Мало ли кто вздумает пригласить рыжую первым и оставить ее за собой на следующий танец? Главное было — схватить ее вовремя.
Ему это удалось.
Танцевали они молча. Странно, но лицо и повадка рыжей не располагали к заурядному трепу, а незаурядного ему сказать было нечего. Положение спасла пушистая подружка. Когда Босягин отвел свою даму на место, она встретила их, будто любимых друзей, вернувшихся из кругосветки. Босягин остался стоять у столика, а через несколько минут подозвал официанта и попросил поменять два двухместных столика на один нормальный.
Потом он знакомил с девочками Соколова. Соколов в восторг от этой затеи не пришел, даже явственно покрутил носом, а когда подружки смылись на минутку, сказал Босягину, что он об этих дамах думает.
Собственно, Босягин и сам это заподозрил — когда блондинка потребовала шампанского. Рыжей оно не понравилось, блондинка велела подать другую бутылку, и при этом обнаружилось ее близкое знакомство с официантами — она всех их звала по именам.
У Босягина было две логики. Одна — логика женатого человека, не обремененного лишними доходами. И другая — командировочная. Логика домашняя оперировала такими категориями, как репутация и покой домашнего очага, банкнотами (на личные расходы) — не более сотни. Командировочная логика была совершенно анархична, принципа придерживалась следующего: «Однова живем!», и Босягин хоть сутки, а проводил в гусарской гульбе, не заботясь о последствиях, тем более что обратный билет уже лежал в кармане.
Так вот, командировочная логика внушила Босягину, что подвыпившие подружки во хмелю тем более очаровательны и сговорчивы, что непременно нужно уложить Соколова в постель к пушистой блондинке и что раз тебе, только что выдувшему трехлитровый кувшин пива, с зазывным хохотом предлагают коктейль из шампанского с коньяком, то нужно пить и не кочевряжиться.
Когда они вчетвером оказались на ночной улице, блондинка уже пела громким и довольно фальшивым голосом, рыжая непременно желала танцевать на проезжей части, Соколов хотел продекламировать какое?то с детства любимое стихотворение, и вся эта художественная самодеятельность безмерно радовала Босягина.
Была, правда, мыслишка о том, что номер?то они с Соколовым занимают один на двоих и что никакой швейцар просто так не пустит их в этот номер с двумя пьяными бабами. Денег же они просадили прорву, Босягин выложил все подчистую, Соколов тоже шуршал последними бумажками, и сунуть швейцару в лапу уже было нечего…
Потом Босягин в каком?то сквере лез целоваться к рыжей, потом они оказались со своими поцелуями в телефонной будке и вообще за этим делом не заметили, куда это подевались Соколов и блондинка.
Босягин пытался прокрутить перед внутренним взором пленку с послересторанными шатаниями, но видел только два лица — рыжей и блондинки, два лица, прижавшихся щекой к щеке, и губы рыжей шевельнулись беззвучно, а блондинка опустила глаза и чуть заметно кивнула. Соколова же в этом кадре не было вовсе.
Безмерно обиженный на Соколова за его эгоизм, Босягин побрел туда, куда вела рыжая, — скорее всего, к ней домой. Девица же развлекала его как могла — тараторила и сплясала?таки на безлюдной улице.
