Кромка — оторочка диска — была не ровной, неподвижной, она колебалась. Двадцать сантиметров прирастали, а рядом двадцать отваливались — постоянно, волнообразно.
— Вот еще одно подтверждение, что все это… что-то вроде стереофильма, — сказал Ал.
Рене прополз еще немного вперед.
— Давай! — воскликнул он, нетерпеливо задвигав ногами, которые крепко держал Ал.
Пульсация кромки стала неравномерной, беспокойной, волны то забегали глубже, то отбегали подальше назад, и вдруг кромка побежала прямо на них и… исчезла под их телами…
Диск остался позади. Он оказался толщиной с бумажный лист. Перед ними, позади и под ними — повсюду было небо. И они парили в этом небе, нет, они не парили — они лежали. Они лежали на плотной почве, и удары Рене по ней глухо отдавались. Ал отпустил Рене. Он тоже касался руками почвы, ощупывал ее, поглаживал эту невидимую твердь. И пусть это был кем угодно придуманный оптический трюк — контраст между тем, что он был способен увидеть, и его ощущениями был поразительным, чудовищным. Чтобы не сойти с ума, они даже закрыли глаза.
Услышали, как их зовут Дон и Катя.
Не открывая глаз, они поползли на звук голосов, все быстрее, торопливее, со всей возможной в их положении скоростью…
Вдруг возгласы зазвучали иначе, совсем близко, их подняли живые, теплые руки, их тормошили, но они не осмеливались открыть глаза.
— Все прошло, слышите! Все прошло!
Ал ощутил, как к его лицу прижалось другое, мокрое от слез, и лишь тогда он поднял веки, готовый немедленно опустить их. Катя стояла рядом с ним на коленях и целовала его. Она плакала. Все стало, как прежде: и стена стояла на своем месте, и хитроумные городские строения с их потемневшими от времени и покрытыми мхом двускатными крышами, большими и маленькими башенками и арками.
Ничто больше не напоминало о пережитом кошмаре.
Нет, кое-что осталось: черный дым в районе выставки машин и механизмов. Но это были уже не стройные колонны, а вырванные из них отметки, искривленные и взлохмаченные, которые медленно ползли к югу.
10
Катя все еще стояла на коленях рядом с Алом. Рене пытался встать. Он дрожал от возбуждения. Носовой платок выпал из рук, когда он попытался вытереть пот со лба. В Кате тоже крепко засел испуг: лицо ее конвульсивно подергивалось, чего прежде не случалось.
Дон подбежал к ней и рванул ее в сторону.
— Хватит, к чертям, тетешкаться! — Он резко оттолкнул Катю, навалился на Ала и поднял сжатую в кулак руку. — Я тебя проучу! Не смей касаться Кати своими грязными лапами!
Он уже готов был ударить лежавшего перед ним Ала, но к нему рванулся Рене и перехватил руку… Дон встал, отошел в сторону, отряхнулся. Несколько секунд спустя махнул рукой и посмотрел на друзей таким взглядом, словно просил их простить и забыть то, что они видели…
Но обрести покой маленькой группе было не суждено, ибо со стороны выставки было замечено непонятное шевеление. Показалась одна из летающих лодок, скрылась за строениями, появилась вновь. Она повисла в воздухе, несколько скособочившись, послышалось дребезжание, будто пролился дождь осколков. Именно это и произошло: лодка вспорола кормой стеклянную крышу здания от начала до конца. Грохот… Две мачты согнулись и медленно, почти как при замедленной съемке, повалились набок. Словно плетьми ударили они по крышам, оставив на них глубокие рваные раны. В двухстах метрах от них летающая лодка врезалась в стену и рассыпалась, взметнув к небу фонтан разлетевшихся осколков. И сразу же звуковая волна больно хлестнула по барабанным перепонкам.
— Весь центр города летит к чертям, — сказал Рене. — Что, во имя всего святого, могло произойти?
До сих пор никому из них не приходило в голову поразмыслить над причинами происходивших катаклизмов. Но когда вопрос был поставлен, в голове Ала эти события немедленно связались с воспоминанием о трех соперниках, копошившихся у пультов.
— Пойдемте со мной! — воскликнул он. — Может быть, нам удастся что-то спасти. Это не что иное, как неисправности в центре управления.
Все подчинились Алу. Рене — потому, что судьба города волновала его гораздо сильнее, чем прежде; Дон — в надежде на то, что случай поможет ему вернуть себе роль вожака; Катя — потому, что не хотела оставаться в одиночестве.
Внешне город изменился до неузнаваемости.
Когда-то Рене высказал желание увидеть машины в действии. И вот его желание исполнилось, причем с полнотой, намного превосходившей его желание и знание техники. Со всех сторон свистело, визжало, гудело и грохотало, из сопел вырывался пар, в резервуарах пузырились жидкости, поднимающиеся горячие газы мерцали в лучах солнца, пахло двуокисью серы и озоном. Крутились колеса, вращались центрифуги, бежали ленты транспортеров, позванивали цепи, кланялись стрелы башенных кранов, двери распахивались, но тут же их створки снова закрывались, по рельсам катились вагонетки, останавливались, в них сыпался песок, они отъезжали, разгружались и катили дальше по кругу, готовые к приему новых порций груза, — и так на многих переплетающихся подъездных путях. Клещевидное устройство рывками хватало заготовки, подносило к станкам, где их зажимало, придавало заготовке невероятную скорость вращения, бурило сверлами, отрезало дисковой пилой, стружка скручивалась в спирали, штампы глухо ударялись о бегущие металлические ленты транспортеров, постукивали молотки, потом снова подводило клещи, они передавали детали дальше, аккуратно складывали, скрепляли, проталкивали дальше, складывали…
Лишь малая часть происходившего имела сходство с известными людям процессами производства на химических и машиностроительных заводах или электростанциях, и даже эти знакомые операции не служили, как можно было понять, решению осмысленных задач. Вот в сложнейших операциях полосы металла штампуют, сгибают, сваривают, спиливают швы, охлаждают жидкостями, а на следующих участках разбирают, режут, прокаливают и снова измельчают в зерно… Вот смешивают порошки, растворяют, опорожняют резервуары, фильтруют, сжижают, подвергают электролизу, дистиллируют, взвешивают и упаковывают в пакеты. Небольшие вагонетки отвозят пакеты к исходному пункту процесса, где металлические щетки срывают оболочки с пакетов, воздуходувки загоняют обрывки в темные узкие горловины, кирпичи из порошка в огромных ступах разбиваются в пыль, и весь этот химический процесс повторяется вновь. Но нужно было благодарить случай и стеклянные стены за то, что удалось рассмотреть эти ступени обработки материала. Гораздо чаще самое важное оставалось скрытым от глаз внутри вибрирующих и гудящих аппаратов, о назначении которых они не догадывались. И даже в наблюдаемых процессах многое оставалось непонятным: пластины неожиданно резко переворачивались, электрические провода образовывали странные фигуры, вздувались шары, размягченный металл полз вверх по стенкам, как дикорастущий вьюнок, нити металла дрожали, как нити на ткацком станке, сетчатые полосы протягивались по роликам.
Не раз и не два четверо друзей наталкивались на препятствия. Свернув за угол, они наткнулись на скопления трехколесных «повозок» с черпачками и распыляющими соплами и летающих аппаратов, похожих на игрушечные вертолеты, которые с суетливостью насекомых возводили высоченную стену. Она достигла уже примерно пятнадцатиметровой высоты и пересекала улицу по диагонали. Но этого было недостаточно трудолюбивым роботам: они рушили здания по левую и правую стороны, чтобы нарастить мощность стены.
На другой улице они увидели взбесившийся или взбунтовавшийся химический завод. Из пяти огромных отверстий, разбухая, стекала зеленовато-желтая тягучая масса, оставившая им лишь узенький проход на противоположной стороне улицы. Они торопливо пробежали по дорожке, которую уже начинала заливать масса.
— Вы только посмотрите! — воскликнул Рене.
