— Что искать? — хором спросили воспитанники.
Что она им ответит? Доктор Хайдари с удовольствием следил за перепалкой. Не подозревая об этом, воспитанники Арктического сектора напирали сейчас на МЭМ. Конечно, линия живых скульптур — побочная линия, и все же…
— Ну! — торопили воспитанники живую скульптуру. — Не молчи! Что даст нам наша дружба?
Доктор Хайдари улыбнулся и прикрыл окно.
Этот спор вечен.
Все еще улыбаясь, освеженный, он поднялся на две ступени и открыл дверь в кабинет.
И замер ошеломленный.
В дальнем кресле, у окна, опустив на пол босые ноги, закутавшись в халат с длинными рукавами, сидел незнакомый ему худой угловатый человек. Узкий бледный лоб, редкие белесые волосы, близко поставленные маленькие холодноватые глазки, хрящеватый длинный нос. Такие люди приходят в мир не соглашаться. И улыбка его тонких губ тоже не привлекала — беспомощная и нагловатая одновременно.
«Что он тут делает? Я ошибся?» — доктор Хайдари растерянно огляделся.
Да нет, это его кабинет. Он сам разрабатывал живой вид, заменяющий дальнюю стену: пыльная дорога, ведущая неизвестно куда, серые обочины, воробьи купаются в мучнистой пыли…
— Входите смелее, доктор Хайдари, вы вовсе не ошиблись.
Голос незнакомца оказался под стать внешности — скрипучий, недовольный. Если лицо — отражение души человека, то эту душу изломали глубинные процессы. Он пытался улыбнуться, а получалась ухмылка; маленькие глазки смотрели недоброжелательно.
— Как вы сюда попали?
— Вряд ли вам это понравится, но вынужден объяснить: я вошел через окно.
— Вы нуждаетесь в помощи?
Незнакомец приоткрыл глаза, веки оказались тонкими, бледными. С минуту он прислушивался к своим ощущениям.
— Да нет, я не болен. И помощь мне не нужна… Впрочем, я не уверен в этом… Ваш Папий Урс постоянно мешал мне, но я все же умудрился более или менее выспаться.
— Мешал? Как это — мешал?
— Пока я бодрствую, он старается меня не замечать, но стоит мне уснуть, он тащит меня в утилизатор.
— В утилизатор? — Доктор Хайдари смешался. — Мой Папий действительно из очень старой серии, но как он может игнорировать ваш энергетический индекс?
Незнакомец скривил лицо в странной полуулыбке.
— У меня нет браслета.
— Вы шутите?
— Нисколько! — Казалось, незнакомца создавшаяся ситуация не смущает. — Вот смотрите… — Он поднял левую руку, рукав халата спустился до локтя. Рука без браслета выглядела непристойно.
— Как это может быть? Кто вы? — И догадался: — Ага Сафар?
Незнакомец кивнул.
— Вас ищут. Либеры создали вокруг вас целый миф. Почему вы отсиживаетесь здесь? Как вы ушли из медицинского центра?
Ага Сафар неприятно ухмыльнулся.
— Меня просто нет. Я умер.
— Вот как? Умерли? Где же ваш труп?
— Труп? — не понял Ага Сафар.
— Да, да, труп. Если вы умерли, должно же после вас что-то остаться.
Они рассмеялись одновременно, и это несколько сгладило мешавшую им неловкость.
— Еще месяц, и либеры объявят вас святым.
Ага Сафар равнодушно пожал плечами.
— А тогда… на карнизе… — Доктор Хайдари все же не удержался, спросил. — Вы ведь знали, что аварийная система сработает быстрее и надежнее, чем человек… Почему вы вылезли на карниз?
— Инстинкт, — буркнул Ага Сафар.
— Вы воспитаны матерью?
— Самой настоящей.
Доктор Хайдари понимающе кивнул. Истинная гармония достигается только в Общей школе. Гомер рядом со Жданом тоже грубоват.
— Если Папий мешал вам, почему вы не удалили его из комнат?
— Я не слишком силен физически…
— Ах да, у вас нет браслета.
— Вот именно. И я не знаю, что делается у вас, в мире МЭМ.
— В мире МЭМ?
— А как мне назвать его по-другому? — огрызнулся Ага Сафар. — Все в этом мире связано с МЭМ. Если ты не включен в его систему, ты никто. Это все равно как если тебя нет в мире… Признаюсь, доктор Хайдари, я пытался выйти на МЭМ.
— Каким образом?
— Через башенку Разума. Простите, я обнаружил ее сам. Я не знал раньше, что башенки Разума могут быть в частных квартирах. Я слышал, что все такие башенки тоже находятся под контролем МЭМ.
Доктор Хайдари покачал головой:
— Это не так.
— Я уже понял. МЭМ мне не ответил.
— И не мог ответить. — Доктор Хайдари чуть нахмурился. — Башенки Разума никак не связаны с МЭМ. Они — единственное место, где ты можешь побыть вне контроля. Не каждый это знает, но они созданы для уединения. Центральный Разум — лишь символ, но почему не поддержать иллюзию, если она не приносит вреда? — И переспросил: — Как вы ушли из медицинского центра?
— Случайно… Я пришел в себя раньше, чем ожидали люди или машины.
— Вы голодны? Вы позволите накормить вас настоящим, полноценным обедом?
Ага Сафар кивнул:
— Овощи… Вот по чему я соскучился… Как можно больше овощей, доктор Хайдари…
— Папий, — негромко приказал доктор Хайдари, — обед.
Папий Урс, томившийся в прихожей, мгновенно отреагировал на приказ, они услышали его торопливые шаги.
— Этот живой вид… — хмуро кивнул Ага Сафар в сторону пыльной дороги. — Кто его разрабатывал?
— Я сам.
— Вы? — Ага Сафар недоверчиво приподнял редкие белесые брови. — Но ведь такое надо увидеть. Хотя бы мысленно.
— Я и видел.
— Как? — испугался Ага Сафар. — Видели?!
— Да… На старой открытке… Так это когда-то называлось… Я нашел открытку случайно, разбирая архив своего прадеда… Он жил в эпоху странных несообразностей… Конец двадцатого века… Боюсь, вам трудно это представить… — Он увидел, как мрачно и насмешливо блеснули глаза Ага Сафара, и поправился: — Впрочем, вы историк… Мой прадед жил где-то там, за этими соснами… Не знаю почему, не могу этого объяснить, но этот вид неизменно трогает и печалит меня… Может, там, за этим бугром…
— Ничего там нет особенного за этим бугром, — раздраженно перебил Ага Сафар доктора Хайдари. — Деревянный дом, таких было много… Куст красной смородины…
— Вы говорите так, будто видели все это.
— А почему бы и нет?
«Он явно переутомлен… Не стоит с ним спорить…» Не торопясь, но и без излишней медлительности, Папий Урс вкатил в кабинет невысокий столик.
