Бросившись в море, Зита поплыла прямо к нему. Дельфин изумленно хрюкнул и обдал ее фонтаном брызг.
Ждан смотрел на них с берега.
— Я знаю тебя восемь месяцев, — сказал он, когда Зита вернулась на берег. — Ты такая, будто впрямь ступила ногой в след, оставленный Афродитой. Женщина, ступившая случайно в след Афродиты, становится… — он улыбнулся, — такой, как ты.
— Разве Афродита жила на Родосе?
— Кажется, на Кипре… Не все ли равно?… Я знаю тебя всего восемь месяцев, но это тоже совсем другая жизнь…
— Прими ее в подарок, — улыбнулась Зита. — Считай ее своей шестой жизнью.
Она сама почувствовала невольную жесткость своих слов.
— Прости меня, Ждан.
— Тебе нельзя расстраиваться.
— Я знаю.
Она обняла Ждана и уткнулась лбом в его горячее, прогретое солнцем плечо. Она не хотела помнить того, что она пережила в Мнемо. Еще меньше ей хотелось говорить о пережитом. Даже Ждану.
— Ждан, помнишь… Однажды вы сидели за столиком на террасе Института человека… Ри Ги Чен, ты, Гумам… Вы позвали меня, я подошла… А потом с карниза башни МЭМ сорвался этот человек… Ага Сафар… Зачем он туда полез?
— Он хотел помочь детям. Он странный человек, этот Ага Сафар. Такие люди, как он, часто действуют инстинктивно.
— Инстинктивно?
— Разве это требует доказательств?
Она промолчала.
— Гармоничным человека делает только Общая школа. Воспитанник Общей школы не полезет на карниз. Он знает, автоматика сделает все надежнее и быстрее. Воспитанник Общей школы не зависит от прихотливых и причудливых игр подсознания. Его не смущают смутные сны, он умеет переводить эти сны в сферу реальности… Скажем, в искусство…
— Как Гумам, — усмехнулась Зита.
— Как Гумам, — согласился он. Они помолчали.
— Ждан, — негромко спросила она, — зачем тебе «Гелионис»?
Он не ответил.
Море, шурша, накатывалось на белые пески. Небо казалось бездонным. Зита вдруг вспомнила Ганг: небо там тоже казалось бездонным, но вода в реке была мутной, в ней отражались древние башни Там было жарко, даже тяжело, но они, воспитанницы Общей школы, никогда не уставали. Там, на Ганге, совсем еще дети, они разговаривали о будущем, потому что ни для одной из них будущее не казалось близким. Зита в одном только была тогда уверена: она вырастет красивой, как Хриза Рууд, и у нее будет сын.
Сын!
Она задохнулась от нежности. Ей захотелось прижаться к горячему плечу Ждана и все ему рассказать. Все!
Ведь это был не сон. Ждан утверждает: другая жизнь реальна. Значит, реален был яркий солнечный свет, с утра поливавший сияющими волнами дикую лесную поляну, по краю которой теснились передвижные домики опытного хозяйства. Значит, реально было ржание лошадей — их табун стремительно мчался по краю поляны. И реальна была самая обыкновенная курица, ошеломленно вырвавшаяся из облака пыли, поднятого табуном. Распустив крылья, странно выгнув короткую шею, она с неистовым кудахтаньем неслась через поляну. В ужасе, в восторге раскрыв глаза, сын Зиты, ее маленький сын, вывезенный ею на каникулы, кричал:
— Мама! Что это?
Она прижала его к себе.
— Глупый, курица. Всего только курица. Не очень умная, как видно, иначе не полезла бы прямо под ноги лошадям.
— А папа видел такую?
Она заколебалась. Папа? Видел ли? Где? Под какими звездами? Голова Зиты кружилась.
— Я не знаю.
— Ты никогда не спрашивала его об этом? — Сын был изумлен.
— Не спрашивала. Но спрошу. Мы вместе спросим.
— Дай мне пластик. Можно? У меня есть световой карандаш. Я сам напишу папе.
— О чем?
— Да о ней же! — выдохнул он с восхищением. — О живой курице!
…Как это далеко.
Зита обернулась. Она решилась. Она расскажет Ждану, расскажет прямо сейчас. Она даже шепнула:
— Ждан…
И осеклась.
Ждан сидел рядом с ней, но его как бы и не было. Его сильно косящие глаза были устремлены в море. Что он там видел? Мнемо? «Гелионис»?… Как она покажет ему тот пластик?…
Она невольно коснулась плеча Ждана: уж не гологра-фический ли это двойник?
Нет, не двойник.
Море лежало перед ними пустое, даже дельфин, заскучав, уплыл. Почему-то Зите вспомнилась живая скульптура в Центральном парке. Зита подошла спросить, что такое стрела Аримана, а живая скульптура мялась, уходила от ответа.
Она прижалась щекой к горячему плечу Ждана. Она не может, не умеет рассказать…
Смеркалось.
Так это и есть будущее, к которому она так рвалась?
Ждан понял ее жест по-своему:
— Идем.
Тропинка была крутой, Ждан поддерживал Зиту.
Наверху, в сухой пещере, жил либер — грек Спирос. Он сам добывал губки и кораллы, тут же раздаривая их кому придется. «Мы все получили, — любил говорить он. — У нас есть море, и горы, и друзья. Давайте жить!» Он, наверное, был самый простой и счастливый либер планеты, а уж Южных Спорад — точно. «Это все наше, — любил повторять он. — Давайте жить!»
И Зита, и Ждан оба повеселели, когда наверху, прямо над их головами, раздался зычный знакомый бас:
— Смотрите, море! Смотрите, горы! Мы все получили, это все наше. Давайте жить!
Закон Альвиана. Вестник
Доктор Хайдари повторил информацию вслух, Ага Сафар кивнул.
