судьба. Не зазвучит больше на днепровских просторах звонкая германская речь русов, не огласятся больше южные степи их боевым криком, не дрогнут враги от ярости светловолосых берсерков.
Прощания на пристани не было. Севшие на струги люди старались не смотреть на берег. Киев и все остальное, оставшееся на берегу, принадлежало для них теперь другой, прошлой жизни. И нечего было прощаться и вспоминать. Впереди ждала другая, новая жизнь, новые битвы, новая слава.
— Надеюсь, ты не сердишься на меня, — сказал я Свенельду накануне, когда мы прощались. — Я совсем не собирался сгонять вас из родных земель.
— На тебя? — грустно вскинул на меня свои полузакрытые седыми бровями глаза воевода. — При чем тут ты? Уж я-то прекрасно знаю, что ты — вообще посторонний, чужой человек. Мне ли не помнить, как мы с Блудом делали из тебя князя? Так угодно богам, чтобы все это случилось. Верно, есть какая-то сила в этом вашем Христе, раз он побеждает. Мы уходим не от тебя, князь, и не из киевской земли, а от вашего нового бога.
Потом Свенельд вдруг осекся и несколько мгновений молчал.
— Желаю тебе удачи, — сказал он мне. — Не знаю, что тебя занесло к нам сюда и зачем это нужно, но ты прижился в нашем времени.
Потом воевода усмехнулся, на сей раз лукаво, не смог сдержаться и добавил:
— А с принцессой Анной ты здорово придумал. Надо же быть таким смелым — объявить сестрой византийского императора собственную любовницу! Хотя я тебя понимаю: Любава и вправду того стоит. Когда я навещал князя Рогвольда, его молодая ключница мне даже очень запомнилась…
Настоящий воин — всегда воин, он никогда не сдается. Несмотря на свой солидный возраст и жизненный опыт, Свенельд все-таки не удержался и сказал мне гадость на прощание. Но потом мы все равно обнялись — так требовал старинный обычай.
Струги отчаливали один за другим. С берега, усеянного остающимися жителями города, вдруг стали махать на прощание белыми платочками — знак пожелания удачи. Замелькали платочки и со стругов, но вскоре стали плохо видны: корабли двигались вниз по течению, и народ русов уходил в неизвестность…
Когда мы с Алешей Поповичем поднимались с пристани обратно в город, навстречу бежала Любава. Она никогда не вела себя как греческая принцесса — ходила везде одна и вообще была самостоятельна. Вот и теперь без всякого сопровождения она стремглав бежала нам навстречу, подобрав выше колен длинную полотняную юбку.
Я залюбовался ею, но испуганное лицо Любавы заставило меня насторожиться. Что еще за напасти могли случиться? О чем она бежит сообщить мне?
— Солнышко! — задыхаясь от бега, заговорила Сероглазка, схватив меня за руку. — Хорошо, что я успела… Очень хорошо! Это ты, мое Красное Солнышко! Это ты?
Она, как безумная, всматривалась в мое лицо. Платок, который Любава носила на голове после своего крещения, от быстрого бега сбился набок, и волосы рассыпались из-под него.
— Красное Солнышко, — повторяла она. — Это ты?
А сама все сильнее сжимала мою руку, за которую схватилась. Все-таки женщины — ужасные трусихи… Но что ее напугало?
— Пойдем в терем, — сказал я. — По дороге расскажешь, что стряслось. Где ты была? Я думал, что ты где-то поблизости.
Любава еще тяжело дышала после бега. Ее пунцовое раскрасневшееся лицо было крайне испуганным, и она не отпускала мою руку.
— Солнышко, — заговорила она вполголоса, чтобы нас не слышал идущий сзади Алексей. — Я ходила на торг. Не хотела глядеть на уезжающих русов, вот и решила развлечься. Такие красивые украшения привезли купцы с севера. Там чеканное серебро, янтарь и еще многое другое. А там, на торге, я увидела вдруг… Знаешь, Солнышко, у меня даже сразу дыхание перехватило…
— Ну, что ты там увидела? — Я уже начал терять терпение. — Неужели Змея Горыныча с тремя головами?
— Тебя, — выпалила Любава. — Она внимательно посмотрела на меня и повторила: — Я увидела тебя. Это был ты. Там, в рядах, среди северных торговцев…
— Но я же здесь, ты видишь. Как я мог быть на торге, да еще в виде торговца?
— Конечно, я увидела не тебя, Солнышко, — поправилась Любава. — Но этот человек выглядит совсем как ты. Если надеть на него твою одежду, то даже я бы не отличила. Он как твой брат-близнец. Мне стало так страшно.
Честно говоря, в ту минуту страшно стало и мне. Как-то противно засосало под ложечкой. Человек, абсолютно похожий на меня, но не я. К чему бы это? Что-то эта ситуация мне напоминала…
Видно, то же самое ситуация напоминала и Любаве. Именно поэтому она выглядела такой испуганной.
— И что ты сделала?
— Что я могла сделать? Со мной была одна женщина из наложниц, и я решила вместе с ней подойти к этому купцу, чтобы поговорить. Ну, знаешь, вдруг я ошибалась и он совсем уж не так похож на тебя? И вот мы двинулись к нему, он стоял за прилавком со своим товаром. Народу было не очень много, не как обычно: все же пошли на берег. И этот купец вдруг увидел нас, как мы приближались. Ой, Солнышко, мне страшно даже рассказывать об этом.
Любава посмотрела мне в лицо своими округлившимися глазами и произнесла:
— Он увидел нас, и в его лице что-то изменилось. Наверное, он понял, что я узнала его. До него оставалось идти уже совсем немного, но я вдруг остановилась как вкопанная и не смогла двинуть ни рукой, ни ногой. Поверишь ли, даже говорить не могла. Просто застыла, и все.
Когда я еще жила в Полоцке у князя Рогвольда, там был один волхв, — продолжала Любава. — Он тоже умел так делать. Взглянет на человека, и тот становится словно окаменевший. И так стоит, даже глазами не хлопает. И я стояла, смотрела, как этот купец собрал свой товар и ушел. Быстро ушел, Солнышко, он испугался и убежал. А я ничего не смогла сделать.
Она говорила о гипнозе, это я сразу понял. Не самая распространенная человеческая способность, однако все же не нечто сверхъестественное. Но сама ситуация! Как говорил мой профессор в мединституте, вопрос, конечно, интересный…
— А потом ты очнулась?
— Потом я обрела способность двигаться, но было уже поздно — тот купец исчез.
Хм, исчез. Надолго ли?
Если он то, о чем я догадываюсь, то, во всяком случае, проинструктировали его получше меня. Например, он узнал Любаву и понял, кто она такая. Кстати об инструкциях: а какие у него инструкции?
После битвы с «послом» в нашем лагере под Корсунью мною постоянно владело беспокойство. Я узнал тогда, что Нечто, забросившее меня сюда и направляющее мои поступки, — не единственная сила, не единственное Нечто. Есть еще и «конкурирующая организация»…
Этот неведомый купец с моей внешностью — чей он посланец? С какой целью он появился в Киеве?
— А ты не пыталась его поймать? — на всякий случай поинтересовался я у Любавы. — На торге ведь дежурят городские стражники. Все знают, что ты — принцесса Анна и невеста князя. Если бы ты обратилась к страже, тебе бы наверняка помогли.
Любава долго не отвечала на мой вопрос, молчала. Она шла рядом, держась за мою руку, и глаза ее были печально-встревожены.
— Ах, Солнышко, — подавленно сказала она наконец. — Ты же и сам понимаешь — стража тут не поможет. Что бы я сказала стражникам? Что бы они смогли сделать?
— Можно было поймать этого странного купца и привести ко мне, — предположил я. — Мы бы с ним поговорили…
— А ты уверен, что хотел бы встречаться с ним? — спросила Сероглазка, и я в который уже раз подумал о том, какая она умная и проницательная.
Действительно, зачем нам встречаться? О чем говорить? Наверное, у него есть задание, миссия, роль. Наверное, я не укладываюсь в его планы. Чего я могу добиться?
