говорит: «Я знаю, что это ты…»
— Тогда это судьба, Павлина. Она захотела вас соединить.
У Павлины на глазах показались слезы.
— Как вернешься, поговори с Антонеллой.
— Я дрожу еще и от мысли, что это может быть она… У нее есть семья. Она — счастливый ребенок. И потом, ее приемные родители — важные люди. Они никому не отдадут свою дочь. Для них она родная… И тем более женщине, которая была вынуждена расстаться с ребенком, не смогла оставить его себе. Они будут защищаться!
Отец Космас недовольно покачал головой. Павлина продолжала со слезами на глазах:
— Я все думаю: может, лучше ничего не делать? Видеть ее время от времени в бассейне, смотреть на нее, быть счастливой оттого, что счастлива она, — разве этого недостаточно? Ведь можно потерять все, требуя слишком многого… — По щекам у нее текли слезы, которых она не замечала.
Отец Космас молча смотрел на нее, печально и кротко улыбаясь.
Павлина вытерла согнутыми указательными пальцами слезы под глазами. С минуту сидела без движения, потом положила маленькую фотографию в сумку и встала.
Теперь отец Космас смотрел на нее снизу вверх.
— Твоя мать искупила свою вину, как смогла. Не осуждай ее. А Фотини прожила собачью жизнь… — Священник замолчал, но что-то невысказанное продолжало его мучить. Явственно колеблясь, он произнес: — Еще кое-что тебе следует знать… — И снова замолк.
Павлина напряженно ждала продолжения, зажав рот обеими руками и глядя на отца Космаса широко открытыми глазами.
— Сегодня на кладбище ты встретишь друзей своего детства.
— Я знаю. Я понимаю…
— Каждый здесь сохранил тебя в своем сердце.
— Спасибо за то, что вы мне говорите это, отец мой.
— Есть кое-что, что ты должна узнать, Павлина.
— Это меня огорчит?
— Не думаю. Может быть, удивит. Или даже…
Он пожевал губами, выдержал паузу и заговорил:
— Вот что тебе следует знать: Танассис женился на Мараки, твоей подруге детства, сестре Янниса.
Танассис женился? С ума можно сойти! Павлина потеряла дар речи от удивления…
— Да-да! — продолжал Космас. — У них трое детей, они счастливы, и даже очень счастливы.
Танассис и Мараки… Кто бы мог подумать? Она растерянно покачала головой и спросила с любопытством:
— А этот подлец Яннис?
От внимания Павлины не ушла легкая, почти незаметная улыбка, пробежавшая по лицу отца Космаса.
— Яннис — неплохой парень, Павлина. Я знаю, что произошло между ним и Арисом накануне трагедии.
— Он был жесток, — сказала Павлина.
— Это правда. Он хотел ранить, уязвить Ариса и подтолкнул его тем самым к смерти, но всю жизнь жалел об этом. Вот что я хочу сказать тебе, дочь моя. Я много разговаривал с Яннисом задолго до этого. Он ничего не замечал из того, что происходило между Арисом и Танассисом. Его лучшие друзья вдруг начали его сторониться. А когда он наконец догадался, в чем дело, его недовольство обернулось злостью. Он говорил так откровенно, потому что ему тоже хотелось быть с ними, если ты меня понимаешь.
— Откуда такая уверенность, отче? Он ведь притворщик, этот Яннис…
— Успокойся, Павлина. А главное, выслушай меня. События, связанные со смертью Ариса и твоим отъездом со Спетсеса, потрясли Янниса.
— Он был их причиной!
— Несомненно. Отчасти… Поэтому его и раздирало чувство вины. Своего замечания насчет мужественности твоего брата и остальных «таких же», как он, — здесь отец Космас употребил слово
— Яннис тоже? — Павлина широко раскрыла глаза от удивления.
Священник двойным кивком подтвердил справедливость своих слов.
— Стал таким, чтобы загладить свою вину?
— Я не знаю. Может быть, чтобы как-то приблизиться к Арису? Попросить у него таким образом прощения? Выразить свою любовь? Поди знай… Чувство вины, Павлина, это великая тайна… Иногда я спрашиваю себя, не украл ли дьявол угрызения совести у Господа Бога. Когда чувство вины входит в нашу жизнь, оно начинает пожирать нас, иногда без остатка…
Павлина встала из-за стола, подошла к Космасу и обняла его:
— Спасибо, отец мой. Спасибо за все.
— Ты уже простилась со своей матерью и Фотини?
— Нет, я сразу пошла к вам.
— Ты правильно поступила. Теперь ты сможешь поговорить с ними с большим пониманием. С пониманием, которое, конечно, только зарождается, тени прошлого еще долго будут омрачать его. О Theos mazi sou, Pavlinaki, Да пребудет с тобой Господь, Павлинка. Твоя мать и тетя лежат в нашей маленькой церкви, ты шла мимо нее, направляясь ко мне. Над ними читают молитвы монахини. Отпевание начинается через полчаса. Ступай к ним, ступай. Вам есть что сказать друг другу.
Два тела лежали в поставленных рядом открытых гробах, справа от алтаря. Павлина подошла к матери. Ее черный головной убор[4] оставлял открытыми лишь узкую полоску лба над бровями и часть лица до подбородка.
Выступившие над впалыми щеками скулы придавали ей суровый и неприступный вид. Павлина поцеловала мать в лоб и прошептала:
— Я так люблю тебя, мама.
Сжимая в ладонях холодные, шершавые руки Магды, она долго стояла рядом с ней, прежде чем перешла к гробу Фотини.
Приблизившись к нему, Павлина наклонилась, поцеловала усопшую в лоб, пробормотала:
— Спасибо за Ариса, я люблю тебя, моя Фотини. Я так тебя люблю.
На душе у нее было спокойно.
Павлина села на скамью в первом ряду. Кто-то занял место около нее. Шриссула…
Крошечная церковь очень быстро наполнилась верующими. Пришли все монахини монастыря, их было около двадцати. Несколько остававшихся свободных мест заняли жители острова. Кто-то стоял в проходах и у входа, остальные толпились снаружи. Отец Космас попросил не закрывать двери храма.
— Достоинство человека, — говорил он в своей проповеди, — заключается в умении жить и сосуществовать со своими грехами. Смело смотреть им в глаза. В глаза как своим грехам… — Тут отец Космас выдержал паузу, затем твердым голосом продолжал: — Так и грехам чужим! Не за ошибки осуждает нас Господь, а за недостаток милосердия. Есть грехи, на которые ложится чудесный свет любви… — Он употребил слово