Жена декабриста
Предисловие
Анамнезис: воспоминания души и история болезни
Марина Аромштам — журналист, писатель и педагог. Ее книга «Мохнатый ребенок» адресована младшим подросткам, книга «Когда отдыхают ангелы» — в первую очередь, старшим подросткам.
Но роман, который вы держите в руках, написан не для детей. Он заставляет сегодняшних родителей вспомнить свое детство, их собственных мам и пап, бабушек и дедушек. Вспомнить, как мы росли, из чего вырастали. Вспомнить тяжелое молчание тех, чья молодость пришлась на тридцатые годы. И судьбу следующего, послевоенного поколения. Этой памятью, или припоминанием, роман, мне кажется, и ценен более всего.
Припоминание — вещь совсем не простая. Потому что только сегодня осознается, что такое советская школа, голос завуча и так называемое «правильное воспитание». Что такое странная романтика походов и геологических экспедиций. Что такое былое диссидентство, канувшие в небытие идеи правильного марксизма, машинописные копии запретной литературы, «Архипелаг ГУЛАГ», передаваемый тайно из рук в руки. Что такое подростковая скованность и неумелость в любви. Неумелость, которая очень часто есть следствие общей закомплексованности, инфантильности. Что такое эта гнетущая, безысходная боль человека, который пытается отстаивать свои права на самые простые чувства, самые обыкновенные человеческие движения. Об этом роман.
И еще о другом. О том, почему дети повторяют ошибки своих родителей, хотя вроде бы пытаются именно этих ошибок избежать. Это роман о любви и том, как трудно истинную любовь распознать. Роман о верности и жертвенности, о хрупкости человеческой души. О том, как легко можно все в своей жизни сломать и как тяжело что-то построить. О том, как один шаг, одна ошибка, даже одна неловкость или неосторожность может оказаться роковой. Эго роман о слепоте, которая может быть равносильной Судьбе. О том, можно ли эту Судьбу исправить. Наконец, это роман о мифах, которые передаются нам от наших дедов и отцов и которые нам приходится изживать на протяжении нашей жизни. Пусть даже у этих мифов такие прекрасные герои, как жены декабристов.
Николай Александров, журналист
Часть первая
Три четверти года тундра покрыта белым-белым снегом. Белизна его не случайна. Снег в тундре — источник света. Он должен бороться с темнотой долгой полярной ночи. Ночь стремится к абсолютной власти, захватывает в плен солнце и всю землю с ее растениями — кислой ягодой клюквой и пупырчатой княженикой, с птичьими гнездами между болотных кочек и лабиринтами мышиных норок. Ночь поражает сердца людей отчаянием, превращая линию жизни в пунктир. Черточки проставлены светом, а пробелы — тьмой и потерями. Только ненцы, дети Севера, рожденные на нартах, знают, как сохранить непрерывность жизни перед лицом полярной ночи…
Глава 1
Иногда, очень редко, бабушка что-нибудь рассказывала. Еще она пела украинские песни. Я запомнила «Дивлюсь я на небо» и еще одну — про «козынятку». Козынятка собиралась утопиться в полынье, а за ней бежал козел, чтобы не дать ей совершить задуманное. Догнал ли он ее? Это оставалось непонятным и потому тревожило. Несмотря на драматическое свое содержание, песня была бойкой, даже задорной. «Бигла, бигла козынятка лёдком», — пела бабушка высоким, но уже жидковатым голосом, дирижировала сама себе, размахивая рукой из стороны в сторону и кивком приглашая меня присоединиться.
«Она бигла топитыси», — я «плавала» по звуковым высотам, пытаясь поймать нужную ноту. Мне казалось, судьба козынятки зависит от того, насколько дружно мы с бабушкой исполним конец песни, и потому, не надеясь на свой музыкальный слух, я переходила на громкий, почти отчаянный речитатив: «Стый, коза, не топися!»
Бабушка недовольно качала головой: песня казалась ей испорченной.
Но отсутствие слуха было не единственным моим недостатком.
— Ну, ты поправь носки-то, — говорила она, приглушая голос, словно кто-то мог ее подслушать и заметить мою неопрятность в одежде. — Подтяни их, чтобы ровненько сидели. А то один у лиси, другой — у стриси.
Этой приговоркой я пользуюсь до сих пор. И до сих пор гадаю, что она значит.
Несмотря на «козынятку» и бабушкины истории, я не любила, когда она к нам приезжала.
Все мы — я, брат имама — заранее знали, что будет.
Раздастся звонок, и она войдет в прихожую, где мы все ее встречаем. Она отдаст маме сумку — так подчеркнуто небрежно всунет в руки, мол, вот гостинцы, разбирай, — а потом тут же, почти без перехода, скажет: что-то Витя очень бледный, и не вырос ни капельки. Ну ни капельки не подрос. Надо же быть таким маленьким! Уже во втором классе, а ростом с пятилетнего ребенка. Мальчик-с-пальчик какой-то!
— Мальчик-с-пальчик! Вылитый! — повторяет бабушка и ловит себя на мысли, что пошутила. Бабушка улыбается. Мы тоже. Мы радуемся, что бабушке кажется, будто она пошутила. Может быть, все еще обойдется. А Ася, вставляет Витька, пусть тогда Красная Шапочка — иначе он не согласен. Это бабушке тоже нравится — думать, будто я Красная Шапочка. Она выглядит спокойной и благодушной, и мама, слегка расслабившись, говорит:
— Ну, проходи же, проходи! Скоро обедать будем.
Это тактическая ошибка. Нужно было промолчать про обед. Тогда неприятный момент можно было бы отсрочить. Ведь самое главное — тянуть время. Но теперь — не получится.
— Что у тебя на обед?
— Рыбный суп, — поспешно отвечает мама.
— Рыбный суп? Почему не щи?
— Я решила сварить рыбный суп, это быстрее. И я вчера поздно пришла с работы, не успела купить капусту.
— Быстрее! Куда тебе торопиться — к смерти? У тебя что — в доме нет капусты? Вообще нет капусты? Ты не кормишь детей капустой?
— Мама, я кормлю детей капустой. Капусты нет только сегодня.
— Что значит — сегодня? Вчера у тебя тоже не было капусты.
— Откуда ты знаешь, чего у меня не было?
— Тут нечего знать. У тебя вчера тоже не было капусты. Ты знаешь, что капуста — источник витаминов? Всех витаминов! Неудивительно, что Витька такой маленький. Он не растет, потому что его не кормят!
— Я кормлю…
