— Хорошо, батенька, все хорошо, а вот это безобразие так и не убрали. Это уже не хорошо. — И указал на памятник, воздвигнутый на месте убийства Сергея Александровича, великого князя, безвинного человека, убитого подонком Каляевым.
Вдова Сергея Александровича, Елизавета Федоровна, основала Марфа-Марьинскую обитель, где воспитывала склонных к рукоделию российских девочек-сирот. В июле 18-го года, в дни истребления царской семьи, была в уральском городе Алапаевске живой сброшена в шахту.
Ныне прославлена и причислена к лику святых. (А Ильича скоро выбросят из Мавзолея. —
— Правильно, — говорю, — Владимир Ильич, не убрал. Не успел, рабочих рук не хватило.
— Ишь ты, нашел причину! Так, говорите, рабочих рук не хватает? Ну, для этого дела рабочие руки всегда найдутся, хоть сейчас. Как, товарищи? — обратился Ильич к окружающим. Со всех сторон его поддержали дружные голоса.
— Видите? А вы говорите — рабочих рук нет. Ну-ка, пока есть время до демонстрации, тащите веревки.
Я мигом сбегал в комендатуру и принес веревки. Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за нее все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.
— А ну, дружно! — задорно командовал Владимир Ильич.
Ленин, Свердлов, Аванесов и сотрудники ВЦИК и Совнаркома впряглись в веревки, налегли, дернули. и памятник рухнул на булыжник.
— Долой его с глаз, на свалку! — продолжал командовать Владимир Ильич.
Десятки рук подхватили веревки, и памятник за скользил по булыжнику к Тайницкому саду.
…Владимир Ильич, — продолжает комендант Кремля Мальков, — вообще терпеть не мог памятников царям, великим князьям, всяким прославленным при царе генералам (надо ли относить сюда прославившихся при царях Суворова, Кутузова, Багратиона, Нахимова, Минина, Пожарского (князя), Скобелева и др. —
А теперь откроем какую-нибудь энциклопедию на букву «В» и посмотрим: «Вандализм, бессмысленное уничтожение культурных и материальных ценностей». Это выписано из Советской энциклопедии, которая, конечно, слегка слукавила, поставив словечко «бессмысленное» и пропустив словечко «исторических». Как будто уничтожение памятников может быть осмысленным. Или как будто памятник, отражающий историю народа, не является ни культурной, ни материальной ценностью.
В нашей редакции это звучало бы так: «Вандализм, уничтожение культурных, исторических и материальных ценностей». Так точнее. Значит, человек (или люди), занимающийся уничтожением культурных, исторических и материальных ценностей, занимается вандализмом, и его с полным основанием можно назвать вандалом.
А теперь зададим еще один вопрос: можно ли вандала назвать культурным человеком и может ли культурный человек заниматься вандализмом? Я думаю, что-нибудь одно: или вандализм, или культура.
А вот и еще один образчик проявления культуры. Или все-таки вандализма?
Верный друг, жена и соратница (сообщница) Владимира Ильича была председателем Главполитпросвета. Однажды она подписала «Инструкцию о пересмотре книжного состава библиотек к изъятию контрреволюционной и антихудожественной литературы».
Тут возникают два вопроса: является ли книга культурной и материальной ценностью и кто и каким образом может определить степень художественности или антихудожественности той или иной книги?
Известно изречение халифа Омара, когда он приказал сжечь Александрийскую библиотеку — около 700 тысяч рукописных томов древнего мира. Он сказал приблизительно следующее: «Если в этих книгах написано то, что в Коране, то зачем они, когда у нас есть Коран?
Если же в этих книгах написано не то, что в Коране, то тем более их нужно уничтожить».
И кто был халиф Омар: вандал или культурный, просвещенный человек?
Инструкцией, подписанной Надеждой Константиновной Крупской, верным другом и соратницей Владимира Ильича, предписывалось всем Политпросветам (оказывается, эта мракобесная, варварская, вандалистская акция шла под эгидой просвещения!), Гублитам, ГПУ (!) немедленно развернуть работу по освобождению полок библиотек от «вредной литературы». В «черном» списке по разделу психологии и этики было названо более двадцати авторов, среди них Декарт, Кант, Платон, Спенсер, Шопенгауэр, Соловьев… По этике были запрещены книги двенадцати авторов, среди них — Кропоткина, Ницше и даже Льва Толстого.
Особенно опасными считались книжные, журнальные и газетные публикации после февраля 1917 года, ратовавшие за конституцию, демократическую республику, гражданские свободы, всеобщее избирательное право, учредительное собрание…
Изымались книги о религиозном воспитании, о церковноприходских школах, все дореволюционные хрестоматии, книги «Родная речь», буквари.
Подлежала уничтожению и художественная литература: 63 книги для взрослых и 61 для детей.
Однако эта инструкция Н. К. Крупской не была приведена в действие, ибо Наркомпрос посчитал, что список книг, обреченных на изъятие, недостаточно полон. В новом списке значилось уже более двухсот произведений художественной литературы.
Вся эта директивная писанина сейчас передо мной (в ксерокопиях), как общие указания, так и списки книг и авторов.
«Изымается литература следующих типов:
1. Патриотическая, черносотенная, враждебная передовым идеям.
2. Историческая беллетристика, идеализирующая прошлое, приукрашивающая самодержавный строй.
3. Религиозно-нравственная.
4. Проповедующая мещанскую мораль, чрезмерно сентиментальная.
5. Бледная, не художественная, пустая.
6. Порнография.
7. Литература надрыва и упадочного настроения, мистическая, теософская и оккультная.
8. Пошлая юмористика.
9. Романы приключений, грубые, бессмысленные по содержанию, уголовщина.
10. Воспевающая буржуазный быт, враждебная советскому строительству, утратившая интерес в настоящее время».
Дальше идет очень важное практическое указание.
«Так как под эти рубрики можно подвести почти всю старую литературу наших библиотек, то Главполитпросвет вырабатывает примерные списки изымаемой литературы, которые в течение ближайшего времени будут периодически высылаться для того, чтобы места имели более конкретное представление о том, что допустимо в библиотеках и какие пределы следует положить изъятию. Списки эти примерные и потому отнюдь не будут исчерпывать всего, что надо изъять. Поэтому местам надо к делу чистки привлечь лиц, знающих литературу, чтобы они смогли, руководствуясь списками, вычистить и все остальное, что походит на указанные в списках книги».
Широкие, не правда ли, полномочия.
Списки «местам» посылались периодически, все их переписать невозможно. К тому же многие имена современному читателю неизвестны. Но все же мелькают и знакомые имена: Аверченко, Амфитеатров, Боккаччо, Вербицкая, Гнедич, Арцыбашев, Дюма (отец), Данилевский, Загоскин, Бор. Зайцев, Крестовский, Лесков («На ножах», «Некуда», «Обойденные»), Лажечников, Лейкин, Мельников-Печерский, Мережковский, Потапенка, Пшибышевский, Сенкевич, Сологуб, Стерн, Фаррар, Тэффи, Терпигорев, Хаггард, Толстой («Народные рассказы», «Отец Сергий», «Ходите в свете, пока есть свет» и все религиозные и философские сочинения), Немирович-Данченко Вас. («Пловца и Щипка», «Вперед», «Рядовой Неручев», «Скобелев», «За далеких братьев», «По воле Божией» и др. рассказы и повести из русско-турецкой войны), Полевой («Клятва при гробе Господнем»).
