– А строительство подземных жилищ?
– Кампанию провел я. Но рынок не остановишь, туда тоже кинулись все. Хотя и мне кое-что перепало. Так, ерунда.
– Но самое интересное – это мухоловки. Как вы мухоловок-то организовали? У нас дома тоже были и совсем нас замучили.
– Ну, уж этого-то добра в Стране достаточно. А популяции насекомых быстро растут и быстро исчезают. Вы же знаете истории с тараканами.
– Нет, вы что-то недоговариваете!
– Ну, хорошо. У меня были особенные мухоловки, которые должны были исчезнуть через определенное время после своего появления. Мне их сделали. Такой ответ вас устроит?
– Всё шутите. А санитар с медсестрой?
– Разумеется, артисты.
– А тот парень, который назвал мухоловок дьявольской саранчой?
– Считайте, это наш человек.
– Вы с нами как с маленькими. А тот адвокат, что на шоу первым сказал о конце света?
– Пусть будет и он.
– Так они ваши люди или нет?
– Ну, мои, мои. Но за всех прочих мыслителей-провокаторов я не отвечаю. Просто процесс пошел. Слово «самоорганизация» вам знакомо?
– А дети, все эти отвратительные дети, кто они?
– Позвольте не отвечать, мне бы хотелось, чтобы вы сами догадались.
– Все равно, мне Никола Сергеевич всё расскажет. Я у него выпытаю.
– А что вы собираетесь делать дальше? – Лиза смотрела прямо в глаза Малаху. – Вас наверняка уже вычислили. Думаете, мы одни такие умные? Нет, вы думаете, что вы самый умный!
– Я знаю, что умные люди встречаются всегда и везде. А мне придется всё это прекратить.
– Вы уже решили?
– Да.
– Почему?
– Происходящее меня ошеломило. Ни одного человека! Ни единого, кого конец света взволновал бы больше личной или политической чепухи. Ни одного, кто увидел бы в нём не только бытовую проблему. Потрясающая реакция! Так могли бы реагировать неадертальцы или животные: спрятаться, напоследок наесться, напиться, спариться и рычать на чужих из своей норы. Нет, животные бы почувствовали! Но всё уже ясно, не стоит смотреть эту пересортицу слишком долго. А нового ничего не произойдёт. И знаете, тут есть ещё одна удивительная вещь: мною пытаются руководить. Такого я ещё не видел!
– Чему вы удивляетесь? В нашей стране без этого никак. У нас всеми и всем руководят. Причём одни и те же люди. Порядок у нас потому что.
– Все эпизоды конца света контролируются на самом верху.
– Вот это да! Попали мы! Вы хотите сказать, что на самом верху сейчас известно, что мы у вас?
– На самом верху известно абсолютно всё, если это действительно самый верх. Но не волнуйтесь, я всё устрою. А пока я попрошу вас всех некоторое время, скажем неделю, побыть здесь. Мне, сами понимаете, нужно время, чтобы свернуть проект. Следы замести. Кое-что убрать, спрятать, уничтожить. А кое-что и кое-кого забрать с собой. Я тут слишком потратился. Примерно через неделю я откланяюсь – мир большой. А вы все вернетесь домой. Вот и Николу Сергеевича с собой захватите, а то он уже извелся весь. А пока отдыхайте. Дом большой, река в двух шагах, последние теплые денёчки – благодать.
– Знаете почему у вас ничего не получилось? – спросила Лиза, глядя Малаху прямо в глаза.
– Любопытно послушать.
– Иоанн никогда не забавлялся. Он был страстным. И Христос был страстным. И Муххамед. И Будда был страстным в достижении бесстрастия. И Маркс. И Ленин. И Эйнштейн. А вы бесстрастны. Вам просто скучно, и вы ищете себе забавы.
– Зачем ты это, Лиза?!
– Вы угадали: страсть мне не дана. И скучаю я очень давно. Всё одно и то же, и нет ничего нового под Солнцем. Но, боюсь, дело не только во мне – ведь и люди утратили страсти. Вместо них – потребности и очень конкретные желания. Но все устали, располагайтесь, отдыхайте. Вас отведут в ваши комнаты, они наверху.
– А как же наши вещи? Они ж остались в гостинице.
– Не волнуйтесь, они уже здесь.
– Вы же понимаете: я оставил здесь всех на неделю, чтобы поближе познакомиться с вами.
–Понимаю.
– Вы поедете со мной?
– Нет. И не искушайте.
– Вы сможете жить, где хотите и как хотите, заниматься всем, чем пожелаете. Всё иметь.
– Я уже ответила.
– Но я не вижу причин. Я вам не нравлюсь? Я полностью изменюсь.
– Нравитесь.
– Может быть, вам просто доставляет удовольствие отказывать мне?
– Нет.
– Тогда скажите, в чем дело.
– Уж слишком неинтересная и типичная получается история. Это история рассказана сотни раз, и я не хочу повторить её. Я не поеду с вами.
– Теперь я уверен, что не ошибаюсь в вас.
Глава 17. День танкиста: перфоманс
Апофеозом общественного бега к смерти явилось арт-движение «Happy Еnd», в котором в массовом апокалиптическом экстазе слились все, кто возможную гибель мира бурно приветствовал. В отличие от слабых духом, пытавшихся конца света избежать или каким-либо образом его облегчить, хеппиэндисты полагали это событие лучшим подарком фортуны и спасительным социальным благом, позволяющим стареющей и больной цивилизации скончаться достойно, не впадая в неизбежные в скором будущем немощь и маразм.
Многие хеппиэндисты считали, что конец света является и значительным личным благом, счастьем для каждого, поскольку позволяет молодым умереть молодыми, здоровым – здоровыми, а старым и больным – мгновенно избавиться от старости и болезни. И сделать это интересно и весело – всем вместе, слившись в оргиастическом экстазе, в вакханалии смерти, в пафосе разрушения, в оргазме всемирного конца. Причем испытать все эти сверхсильные, ни с чем не сравнимые эмоции именно так, как и полагается художнику: ничего не разрушая, не нарушая законов человеческих, не посягая на законы Божеские, не впадая в грех самоубийства.
Смерть есть величайшая тайна, а узнавать тайну – всегда наслаждение. И если рядовое сексуальное удовольствие, любой простенький половой акт – всякий раз маленькая смерть, то конец света – это всемирный оргазм, коллективная космическая поллюция, которой вот-вот завершится неимоверно затянувшееся групповое соитие, в которое Офион и Евринома, свившиеся воедино со времен создания мира, вовлекали и вовлекают всех когда-либо живших и всех ныне живущих на Земле. Такой акт не может не завершиться смертью, ибо все силы отданы, а наслаждение, пропорциональное числу участников, – беспредельно и абсолютно, оно разрывает мировое сердце. И смерть эта велика и прекрасна, ибо отправляет нас назад, в исходное космическое лоно, осуществляя заветную бессознательную мечту всякого – вернуться в материнскую утробу.
Воспеваемая эстетика смерти обусловила и культурную деятельность арт-движения, которая
