— Милая барышня, — раздалось в ответ, причем голос этот отдавал северным холодом, — совершенно очевидно, что я не ваш дядя!
— Вы… вы не Джеффри Вентворт? — переспросила Пита, поняв, что не вправе претендовать на родство с этим человеком.
На сей раз встречающий был явно озадачен. Его серые холодные глаза с минуту смотрели на нее изучающе. Наконец он выдавил:
— Меня действительно зовут Вентворт. Я приехал сюда, чтобы встретить маленькую девочку, свою племянницу. Может быть, вы летели вместе? Вы ее сопровождали? — Он огляделся по сторонам, будто кого-то искал глазами.
— Но я и есть ваша племянница, — недоуменно ответила Пита. — То есть, конечно, не совсем племянница, однако меня зовут Пита Вентворт, а моя мама вышла замуж за вашего брата Майкла. Он… он меня, так сказать, удочерил, и я взяла его имя… Мама так хотела.
— Вот как! — Во взгляде глубоких глаз Вентворта не было ни радости, ни оживления, а тон голоса по-прежнему оставался ледяным. — Значит, у моего брата Майкла не было собственных детей. А ведь он несколько раз писал мне о своей дочери. И что же, он был вашим отчимом?
— Да-да. Именно это я и хочу сказать. — Пита доверчиво посмотрела на дядюшку своими фиалковыми глазами. — Я падчерица Майка, но я обожала его, и он всегда относился ко мне как к родной дочери. Нам… нам было так хорошо вместе!.. — У нее вдруг почему-то перехватило дыхание.
Повисло бы тягостное молчание, если бы не суета вокруг да неумолчный шум дождя.
— Сколько вам лет? — наконец спросил Вентворт.
— Девятнадцать, — ответила Пита.
— А сколько было, когда ваша мать вышла замуж за моего брата?
— Почти тринадцать.
— Что ж, — он вдруг усмехнулся, — вам, быть может, будет забавно узнать, что я приготовился встретить ребенка, девочку пяти-шести лет! Но неужели у вас нет плаща?
— Только в багаже.
— Слабое утешение.
Пита слишком промокла и озябла, чтобы обращать внимание на столь саркастическое замечание. Между тем, взяв ее под руку, Вентворт поспешно двинулся к длинному роскошному автомобилю черного цвета. Усадив девушку на переднее сиденье, Вентворт сел рядом, достал с заднего сиденья плед из верблюжьей шерсти и накинул его ей на плечи.
— Так вы, по крайней мере, согреетесь, — пояснил он, — ведь вы, должно быть, насквозь промокли.
Так оно и было на самом деле. У Питы уже зуб на зуб не попадал от холода. Глядя сквозь залитое дождем окно, она сокрушенно подумала: «Вот она, Англия, десять лет спустя! Прощай, солнечная Франция!»
Глава 2
Пита не осмеливалась спросить у хозяина машины, куда именно они едут. А он тем временем отгородился такой неприступной стеной молчания, что ей только оставалось гадать, о чем он думает, узнав всю правду. Увы, она ему даже не родственница, за которую он должен чувствовать ответственность! Интересно, как же представлял ее в своих письмах Майк, что у его брата сложилось впечатление, будто она не просто полноправный член семьи, но и маленький ребенок?
Автомобиль оказался очень удобным и уютным, к тому же Пита согрелась благодаря верблюжьему пледу. Она сняла шляпку, которой прежде пользовалась только при ярком солнечном свете: ее волосы, подсохнув, снова стали мягкими и кудрявыми, и она уже не чувствовала себя такой растрепанной. Теперь она глаз не отводила от рук Вентворта, который мастерски вел машину. Чувствовалось, что он опытный, умелый водитель, безупречно делающий свое дело. Он обращал внимание на все сигналы светофоров и строго придерживался, как ей сначала показалось, совсем не той стороны улицы. Впрочем, Пита вовремя вспомнила, что она больше не во Франции. Останавливался Джеффри плавно, без малейшего толчка. Он вовсе и не пытался с ней заговорить, постоянно глядя на дорогу. Правда, в такую погоду, несмотря на усердие «дворников», езда, особенно в вечерний час пик, когда на улицах полно машин, дело нелегкое, так что молчание водителя вполне объяснимо.
Поскольку делать было нечего, Пита исподтишка следила за Вентвортом. Его хмурый вид, искривленные в недовольной усмешке губы, похоже, не сулили ей ничего хорошего. Мало того, прямой нос и надменное выражение лица придавали ему сходство с римской статуей. Впрочем, ресницы у него были длинными и густыми, словно у женщины.
Она уже заметила, что одевается он с особым тщанием, в отличие от Майкла — тот относился к одежде с известным пренебрежением, считая подходящим для всех случаев нарядом какой-нибудь поношенный спортивный жакет и старые вельветовые брюки. И что же должен думать этот владелец роскошного лимузина о ее линялом платье? Может быть, то неодобрение, которое читалось в его взгляде, и вызвано ее шокирующим видом? Скорее всего!
В общем, Пита не выдержала и робко произнесла:
— Простите, если… если я не оправдала ваших ожиданий. Наверное, мое появление стало для вас… неприятной неожиданностью?
Бросив на нее быстрый взгляд, он только усмехнулся:
— В любом случае меня это не очень огорчило. Возможно, я и сам виноват в том, что ожидал большего.
— То есть в том, что Майк не сообщил вам, что я не его дочь?
— Он просто сообщил мне, что женат и у него есть дочь. С моей стороны было естественно предположить, что дочь у него родная, не так ли?
— Конечно. — Она закусила губу.
— Я ожидал увидеть ребенка, а вы оказались молодой женщиной. Это просто затрудняет положение, вот и все.
— Да, пожалуй. В общем, я вовсе… не подхожу вам, вы надеялись на другое?
— Говоря откровенно, — ответил Вентворт ледяным тоном, и выражение его лица стало непроницаемым, — я не представляю, каким образом вы могли бы вписаться в мой отлаженный холостяцкий быт.
Последняя фраза поразила Питу. Конечно, она знала, что Джеффри холостяк, но как-то не задумывалась над этим. Естественно, ей, молодой незамужней женщине, не пристало жить у него в доме, репутация, знаете ли, и все такое… Но что же тогда делать?
— Не огорчайтесь. — Вентворт снова бросил на нее быстрый взгляд, и тон его стал как будто мягче (может быть, от осознания того, что она сейчас испытывает страшное смятение?). — Мне бы не хотелось, чтобы вы так переживали. Мы обязательно найдем приемлемое решение проблемы. А пока, вместо того чтобы поручать вас заботам своего надежного друга, имеющего большой опыт обращения с детьми, я предлагаю вам переночевать в гостинице. Вряд ли было бы convenable[1], как выражаются у вас во Франции, отвези я вас к себе в Темпль. Утром же я отправлю вас в «Грейледиз», под присмотр своей экономки миссис Беннет.
Пита не раз слышала о ней от Майка, поскольку именно она была его няней, и ей сразу же стало легче.
— Неужели это та самая миссис Беннет?.. — спросила она.
— Да. Она — часть «Грейледиз» и почти такая же древняя, как наш дом.
— Кажется, вашему дому уже больше ста лет?
— Я не совсем точно выразился: миссис Беннет под семьдесят, а дому — около семисот лет.
— Вот здорово! — восторженно воскликнула Пита. — Обожаю старинные дома. Во Франции их полно, но они совсем не такие, как английские поместья. А Майк очень любил свой старый дом, много рассказывал
